Дар сопереживания
Шрифт:
Затем отцепил тягач от багажных вагончиков и, усевшись на водительское место, быстро переоделся. По всему зданию аэропорта разносился сигнал общей тревоги, закрывались двери, но Бахуд уже спокойно ехал к проволочному ограждению территории аэропорта. Когда люди из службы безопасности обнаружили уперевшийся носом в забор багажный кар и поняли, что Бахуд, перепрыгнув на другую сторону, остановил попутную машину, было уже слишком поздно. Он вырвался на просторы Северо-Американского континента, и отыскать его среди более чем полумиллиарда людей на площади в двадцать миллионов квадратных километров, стало труднее, чем найти иголку в стоге сена.
Существует множество способов раздобыть фальшивые документы, но фальшивки не всегда надежны, и на их изготовление требуется время. Настоящий паспорт заполучить проще и быстрее, хотя Бахуду был известен лишь один способ сделать это.
Приемная паспортной службы в Монреале была обставлена наподобие
Незадолго до полудня в напряженный момент, когда героиня романа тщетно стараясь выстоять перед четвертым за день покушением на ее целомудрие, появился долгожданный человек. Захлопнув книжку и сунув ее в карман, Бахуд встал и с наслаждением потянулся. С первого взгляда ему стало ясно, что мужчина относится к нужному базовому типу – блондин с начинающей редеть шевелюрой, как это часто встречается у людей со светлыми волосами; с правильными чертами, и мягким овалом лица. «Похож и в то же время не похож на меня», – отметил про себя убийца. Бахуд обладал лицом североевропейца – немца, скандинава, англичанина, – унаследованным по материнской линии; лучшим в мире типом лица, считал он. Не проходило дня, чтобы он не любовался своим отражением, испытывая чувство глубокого удовлетворения и попутно упражняясь в мимике. Его лицо было красивым, вне всякого сомнения, но при этом совершенно незапоминающимся. Глазу возможного свидетеля не за что было зацепиться: оно не имело ни выдающегося носа, ни выступающего или срезанного подбородка, никаких приметных шрамов или родимых пятен. Лицо – кошмар полицейского художника: не с чем работать, усредненный тип, подходящий практически любому. После серьезного изучения внешних данных, Бахуд обычно улыбался себе, и его восхищение самим собой еще больше возрастало. Он знал о чарующем действии своей улыбки, с неизменным успехом опробованном на многих женщинах. Если что-то и выделяло его из толпы, то именно эта улыбка, которой он умел придавать сотню оттенков от мужественной усмешки сквозь слезы до выражения безмерного счастья, и все без малейшего следа наигранности. Однако полицейские художники не имеют дела с улыбками. Фактически, они никогда про них не спрашивают. Зачем? Только немногие преступники улыбаются своим жертвам, и Бахуд в их числе. Почему бы и нет? В конце концов, он получает наслаждение от своей работы.
Оставшись довольным лицом и телосложением избранного объекта, Бахуд подошел поближе, чтобы оценить его рост. Три-четыре сантиметра разницы вполне допустимы и приобретаются или убираются изменением осанки. При значительном различии в большую или меньшую сторону, он позволит этому человеку уйти и подождет следующего подходящего кандидата.
На глазок мужчина был на полтора сантиметра ниже метра семидесяти восьми Бахуда – близко к идеалу. А самое замечательное – он носил длинные пышные усы, которые, свисая с верхней губы, маскировали нижнюю часть лица. Усы единственные – придавали лицу мужчины некоторую индивидуальность. Бахуд мог отрастить похожие за три недели или купить сегодня же. Он не любил растительности на лице: она скрадывала впечатление от его улыбки, но для его сегодняшних нужд это было то, что надо.
Пока жертва продлевала паспорт. Бахуд отошел к вешалке у двери. На улице было холодно, некоторые носили пальто и, приходя в паспортную службу, раздевались у входа. Бахуд, вешая свое пальто на проволочные плечики, сунул еще одни во внутренний карман.
Одевшись, он зашел в мужской туалет и, закрывшись в кабинке, принялся сгибать и разгибать плечики, пока они не сломались. Повторив операцию рядом с крюком, он получил заостренный с обоих
Вернувшись в приемную, Бахуд снова сел на стул и положил руки на колени, чтобы скрыть проволоку, тянущуюся из рукава через ладонь под кольцо и немного не доходящую до кончика пальца. Другой конец проволоки успокаивающе давил на кожу в том месте, где локоть упирался в живот.
Когда нужный человек покинул помещение паспортной службы, Бахуд последовал за ним на шумные улицы апрельского Монреаля.
4
Сегодня ей предстояла встреча с мистером Хэнли. Он всегда звонил перед приходом, поэтому у Майры имелась возможность одеться и бросить на себя взгляд в зеркало. Эти нечастые визиты поднимали ей настроение, словно кто-то стучал по прутьям клетки, чтобы разбудить ее. Конечно же, никто не запирал ее в клетке. Она могла отправиться куда и когда угодно, если хотела. Цепи ее не сковывали. Если понадобилось бы, она смогла бы подыскать себе компанию.
Но обычно она проводила весь день в халате. Не из-за неряшливости: Майра не была неряхой, просто у нее не было причин одеваться иначе.
Сегодня она надела серые слаксы и белую шелковую блузку, нарочно оставив незастегнутой на одну пуговицу больше, чем позволяли правила строгих приличий. Ее мать, подумала Майра со злобным удовлетворением, ужаснуло бы такое непристойное поведение дочери.
Входную дверь девушка оставила открытой, чтобы после звонка мистер Хэнли мог войти самостоятельно. Ее обольстительная красота не произведет должного эффекта, если Майре придется ковылять обратно к столу после того, как она его впустит. Другие клиенты Майры присылали вместо себя курьеров – массу неинтересных молодчиков, часто умственно отсталых, которые или разговаривали сами с собой, или просто говорили слишком много. Мистер Хэнли был единственным клиентом, лично посещавшим ее.
Майра сидела за компьютером, купаясь в лучах настольной лампы, выпрямив спину и выпятив грудь под блузкой, расстегнутой на одну пуговку больше, чем можно. Идеал современной женщины, думалось Майре, деловой, добросовестной и чувственной. «Космополитен» был бы счастлив заполучить ее фотографию в этот момент.
Тело повернуто так, чтобы дисплей загораживал недоразвитую руку, пальцы которой покоились на крышке стола. В этом отношении природа была добра, подумала, Майра. Она могла печатать «детской» рукой. Крошечные пальчики двигались столь же быстро и искусно, как и у здоровой руки. Чтобы «больная» рука не привлекала к себе чужого внимания, Майра училась держать ее неподвижно. На встречах вроде сегодняшней ручка будет прятаться за кубиком дисплея как бабочка, не смеющая взлететь, пока мистер Хэнли не уйдет, но пальчики, невзирая на мысленный запрет хозяйки, все время шевелились, хватаясь за что ни попадя; ладошка разглаживала шелк блузки. Иногда на борьбу с непослушной рукой у девушки уходили все силы, но Майра побеждала самовольную недоразвитую конечность и заставляла ее повиноваться.
– Вот, как обещала, – весело проговорила Майра, похлопав нормальной рукой по аккуратно подровненной кипе рукописи. Листы бумаги блестели, стройно чернели ряды букв. «Да он просто глаз не может от нее отвести, – думала она, – от такой свежей и многообещающей. Он, конечно, как всегда старается вести себя воспитанно. Я сижу рядом, тепло улыбаюсь. Грудь обрисовывается под блузкой даже четче оттого, что я выгибаю спину, такая пленительная с виду и развратная как проститутка внутри. Бери меня».
Но мистер Хэнли сосредоточился на рукописи. Хотя ему страстно хотелось протянуть руку и погладить девушку, обнять ее... Однако приличия возобладали над пылким желанием автора. Мистер Хэнли соблюдал приличия.
– Как шла работа? – спросил он. Это было своего рода паролем между ними. Мистера Хэнли не интересовало, как шла работа, его интересовало, что Майра думает о его пьесе. Какая она: смешная, динамичная? Будут ли ее читать, станут ли восхищаться, оценят ли? Каждый раз Майра была его первым читателем, а читан ли его пьесы кто-нибудь кроме нее, девушка не имела представления. Хэнли, по всей видимости, жил один: ни жены, ни семьи. Его печальный вид говорил, что девушки у него тоже нет. Один или два раза он упоминал о литературном агенте, но Майра не была уверена, имеется у него свой литературный агент или Хэнли только добивается, чтобы на него обратили внимание. Из вежливости она время от времени спрашивала об успехах его предыдущих работ. В ответ он всегда пожимал плечами и отводил глаза. Он ждет признания, мог бы сказать Хэнли, с минуты на минуту ждет признания. Этому Майра могла посочувствовать. Она тоже ждала.