Дар тому, кто рожден летать
Шрифт:
— ОСТОРОЖНО! — кричит носильщик, пытаясь притормозить багажную тележку в последнее мгновение перед тем, как та мягко толкает девушку. Но он все же немного отвернул в сторону, поэтому стальные колеса прокатились в двух дюймах от пальцев ее ног.
Темноволосая девушка в костюме цвета вина наконец заметила тележку, мгновенно остановилась на полушаге, на лице ее беззвучно возникло выражение «Ай!».
Тележка прокатывается мимо нее и ее улыбки по поводу этого маленького представления, адресованной носильщику, рассыпающемуся в извинениях за то, что не доглядел.
Потом
— Осторожнее надо быть, мисс.
И они расходятся, не переставая улыбаться. Она выходит через одну дверь, он — через другую, а я остаюсь стоять на балконе с чувством привязанности и любви ко всему человечеству.
Смотреть на людей в аэропорту имени Кеннеди — это все равно, что созерцать огонь. Или море. Я могу часами молча стоять на балконе просто созерцая людские водовороты внизу и время от времени подкрепляясь купленным в буфете бутербродом. Каждую секунду я встречаю десятки тысяч людей, узнаю их, прощаюсь с ними, а они либо не знают того, что я вижу их, либо им нет до этого никакого дела, они бредут мимо, погруженные в размышления о чем-то своем — о том, что им делать со своими жизнями и своими странами.
Я не люблю толпу вообще, но некоторые толпы мне нравятся.
В заполненном бланке значилось:
Линора Эдвардс, девяти лет. Говорит по-английски, самостоятельно путешествующий ребенок. Рост: маленький для ее возраста. Адрес: Мартинсайд Роуд Кингз Стэндинг ЗБ, Бирмингем, Англия. Прибывает одна рейсом авиакомпании «ТВА». Должна сделать пересадку на рейс до Дэйтона, штат Огайо. Просьба встретить и обеспечить пересадку. Ребенок направляется на три недели к отцу. Родители в разводе.
На один день я присоединился к сотрудникам службы содействия путешествующим. Мне всегда хотелось узнать, чем занимается эта служба. Я часто видел ее представителей на железнодорожных вокзалах, но никогда не замечал, чтобы они кому-то в чем-то содействовали.
Марлин Фельдман, хорошенькая девушка, в прошлом работавшая секретарем в юридической фирме, взяла бланк, вручила мне нарукавную повязку службы содействия и повела в сторону здания прибытия международных рейсов. Наша малышка должна была прилететь в три сорок выходного дня. Около шести нам стало известно, что ближе к семи часам, возможно, поступит информация о времени ожидаемого прибытия рейса из Лондона.
— Похоже, не успеет пересесть на дэйтонский рейс, — констатировала Марлин тоном, говорившим о ее умении всегда быть готовой к самому худшему. Наверное, у адвоката, на которого она работала, был хороший секретарь. Ни капли не теряя самообладания, она спокойно пыталась собрать воедино расползавшиеся во все стороны нити еще совсем недавно казавшегося столь безупречным плана сопровождения крошки Линоры Эдвардс.
— Ежедневно часами толчешься в аэропорту, но тем не менее каждый взлет и каждая посадка остаются захватывающим зрелищем. И когда кто-нибудь взлетает, думаешь: «Жаль, что я не у них на борту…» Алло, «Юнайтед»? Служба
Ночного рейса до Дэйтона не было.
В восемь вечера самолет, на борту которого находилась Линора Эдвардс, все еще не приземлился. В аэропорту стояла невообразимая духота из-за чудовищного скопления пассажиров и встречающих. Воздух был наполнен гулом двигателей.
Марлин Фельдман не отходила от телефона ни на минуту. Предполагалось, что ее рабочий день должен был закончиться в пять. В восемь тридцать она все еще не обедала.
— Еще минутку. Один звонок и пойдем есть.
Она в двенадцатый раз набирает «ТВА», и наконец-то они дают время ожидаемого прибытия: Осталось двадцать минут.
— А вот и обед, — сказала Марлин.
И это буквальным образом соответствовало истине. Все рестораны в «Кеннеди» всегда безнадежно переполнены и сплошь увиты длиннющими очередями томящихся в ожидании столика, зато конфетные автоматы почему-то не пользуются популярностью. На обед она купила в автомате сырный сандвич с орехами, а я — батончик «Эрши».
Линору мы отыскали в толпе возле таможни. Она стояла в ожидании своего белого чемодана у линии подачи багажа.
— Добро пожаловать в Америку! — приветствовал я ее.
Она никак не отреагировала.
Однако с Марлин заговорила — очень ясным голоском с британским произношением:
— Я полагаю, мой самолет уже улетел?
— Боюсь, что да, солнышко, а следующий рейс будет только завтра утром. Но ты не волнуйся, мы все устроим наилучшим образом. Хорошо долетела?
Через таможню мы проскочили, даже не остановившись возле конторки. Я питал слабую надежду на то, что белый чемоданчик в моих руках не набит битком контрабандными алмазами или героином. Выглядел он вполне безобидно, но никогда нельзя быть ни в чем уверенным на сто процентов.
Мы медленно протискивались сквозь толпу, людей, стоящих в очереди на автобус до Нью-Еарз-Таймс-Сквер, направляясь к офису службы содействия. Простите! Извините, пожалуйста! Позвольте! Разрешите пройти! О чем думала бедная малышка? Вся эта неразбериха, два незнакомых взрослых человека, самолет улетел, следующий рейс — только на следующий день… Она была спокойна, как поверхность чая в чашке на столе. Если бы в девять лет я оказался один в чужой стране, с пятичасовым опозданием… Я бы уже дымился зеленым дымом от нервного перенапряжения.
Марлин снова села на телефон, стараясь дозвониться до Дэйтона и поговорить с отцом девочки за его счет.
— Мистер Эдвардс? Служба содействия аэропорта имени Кеннеди. Линора у нас. На свой рейс она не успела, поэтому в аэропорт ехать не нужно. На ночь мы ее пристроим, не волнуйтесь. Как только все образуется, я вам позвоню.
— Как ты, малыш? — спросила она у девочки.
— Нормально.
Наконец все было устроено. Линора осталась в международной гостинице компании «ТВА», ее взяла с собой стюардесса рейса, которым прилетела девочка, с тем, чтобы утром отвезти малышку в терминал компании «Юнайтед Эйрлайнз».