Дар юной княжны
Шрифт:
Единодушно отмечали очевидцы лишь странную неподвижность во всех членах, отчего они не могли пошевелиться и как-то повлиять на происходящее.
Часовые на вопрос, как они могли пропустить постороннего, объяснили, что посторонним его не считали, так как проходивший через посты человек называл пароль, и потому пропускался беспрепятственно…
Янек шел по дороге и чувствовал, что у него, по выражению Яшки, "в желудке цветут незабудки". Иными словами, до колик хочется есть. Казалось, все бы отдал за маленький кусочек хлеба. Он никак не мог поверить, что вырвался из плена
Но небо будто смеялось над его глупыми фантазиями. Чистые, ясные звезды равнодушно взирали на одиноко бредущего хлопца. И только одно ощущение было явственным: голове его без буденовки, оставшейся у юнкера Быстрова, было-таки холодно.
Вокруг на много верст окрест простирались поля. Лишь слева по краю темнел лес, откуда вышел Ян. Нигде не мелькало ни огня, не раздавалось ни звука. Он прошагал в темноте и тишине ещё с полчаса, как вдруг горизонт впереди осветился сполохами взрывов и трескотней пулеметов. Одинокий путник заметался в поисках укрытия.
Невдалеке у края поля виднелся стожок прошлогодней соломы. Ян подбежал к нему и, как дождевой червяк в землю, ввинтился в душное прелое нутро.
Через несколько минут по дороге проскакал небольшой отряд всадников. Одна из лошадей замедлила ход, остановилась, и вскоре на землю что-то тяжело упало.
Чуть поодаль сбавила шаг ещё одна лошадь, и кто-то истошно закричал:
— Сережку убило!
— Не останавливаться! — послышалось издалека. — Вернемся, похороним.
Только Ян собрался вылезти из своего укрытия, как с той же стороны опять послышался конский топот. Группа всадников, гораздо многочисленнее предыдущей, промчалась следом за первой, и все стихло.
Трудно сказать, сколько прошло времени — Ян решил не рисковать и остаться в своем убежище, когда мимо медленно проехали возвращающиеся всадники.
— Одного мы сразу зацепили, точно! — возбужденно рассказывал юношеской голос. — В грудь попало. Я видел, как он покачнулся. Может, где-то здесь валяется?
Ян боялся даже дышать; не хватало еще, чтобы начали искать убитого!
— Нужен тебе этот дохляк! — насмешливо отозвался голос постарше. — Мог бы ещё тех четверых, что мы зарубили, с собой прихватить.
— Да мне-то что, — стал оправдываться первый, — а если и вправду только ранили?
— Рассвета дождешься, съездишь — посмотришь… И все-таки как глупо они на нас нарвались! Видимо, разведка. Не учуяли засады. Я же говорил, место у нас удачное, сиди себе, как паук в паутине, и жди, когда залетит кто-нибудь!
Голоса становились все тише, тише, пока совсем не смолкли, и опять наступила тишина.
"Как хорошо, что я остался здесь, в не пошел по дороге, — тоже бы нарвался", — думал Ян, ворочаясь в своем убежище, и не заметил, как забылся тяжелым, полным кошмаров сном.
Разбудил его стон. Хлопец с трудом разлепил глаза. Казалось, он только что заснул. Скулы свело зевотой. "Кто стонал? Или это мне приснилось?"
Стон донесся снова и явно извне. Стонал будто ребенок или подросток: "Мамочка! Мамочка!" Потом этот же голос забормотал что-то на непонятном языке.
— Господи, уж не чудится ли мне?
Ян выглянул наружу. Светало. В предрассветном сумеречном тумане плыли какие-то тени, бесплотные, серые. Что-то тяжело дышало и шуршало стерней. Он переборол в себе страх и, ежась от холода, побрел на звук.
Одинокая лошадь, без всадника, но под седлом, вплотную подошла к стожку, бывшему Яну ночным пристанищем, и губами осторожно вытягивала из него солому.
Он так засмотрелся на лошадь, что споткнулся обо что-то, ответившее на толчок тем самым, по-детски жалобным стоном. Ян наклонился. Перед ним на земле, скорчившись и подтянув к груди ноги, лежал паренек лет шестнадцати. Его юное нежное лицо, даже без намека на растительность, казалось бледно-зеленым. Черная папаха, видимо, плотно нахлобученная, при падении с лошади осталась на голове, смягчив удар. Зауженный в талии полушубок из хорошей овчины сохранял столь необходимое раненому тепло. Хромовые сапожки ловко сидели на маленькой, совсем не мужской ноге. Паренек больше не стонал.
"Умер, что ли? — Ян поднял голову лежащего. — Жалко, если так, красивый парнишка. Ресницы-то какие длинные да пушистые, такие впору девице иметь!"
— Парень, ты меня слышишь? — он слегка потряс лежащего за плечо.
Ресницы раненого дрогнули, и невидящий, полный муки взгляд на секунду открылся ему.
— Жив, значит, — обрадовался Ян. — Тогда лежать тебе на сырой земле вовсе ни к чему!
Он хотел подтащить бесчувственное тело к стожку, взяв за плечи, но рука его стала мокрой от крови: парень был ранен в левое плечо. Ян взял его на руки. Тот оказался неожиданно легким, и донести его оставшиеся несколько шагов оказалось нетрудно.
Наскоро надергав из стожка соломы, Ян соорудил постель и положил на неё парнишку так, чтобы стожок прикрывал от ветра и не остудил вконец раненого, когда он станет его осматривать.
На поле становилось все светлее, и вместе с прибывающим светом рассеивался, клочьями уплывал туман. Парень был по-прежнему без сознания, и Яну больших усилий стоило снять с него тяжелый, мокрый от росы полушубок. За поясом у того висел странный граненый кинжал в золоченых ножнах. Ян такого никогда не видел. Осторожно попробовал лезвие — острый! — и, чтобы не мучить опять застонавшего парня, нижнюю рубашку ему просто вспорол найденным клинком.
То, что он увидел, заставило бы остолбенеть любого: у раненого, которого он считал парнем, была… девичья грудь!
Теперь все стало на свои места — и отсутствие растительности на лице, и маленькая нога, и длинные ресницы, и красивые, чуть пухловатые губы… Но ведь один из всадников кричал: "Сережка!" Значит, и от своих скрывалась? Кто же она?
Впрочем, размышлять об этом было некогда. Хорошо бы промыть рану, посмотреть, не сквозная ли?
Пуля засела в плече, и Ян подумал, что ему трудно придется. Однако, вспомнив, как вытащил пулю из головы Ивана, он приободрился. Одна надежда: авось эта "Сережка" потеряла не так много крови, чтобы сразу отправиться на тот свет. К счастью, полушубок так плотно сидел на ней, что, когда промок, сыграл роль тугой повязки.