Дар
Шрифт:
– Сегодня вечером. Нет, завтра, сегодня я иду в кино с Сунилом и его родителями. Завтра.
Он неспешно ушел, а Энжи вздохнула с облегчением. Жаль, нельзя сказать Мелиссе, что все, кажется, образовалось. Остаток дня она провела, пытаясь делать вид, будто ничего особенного не происходит - самая обычная суббота и самая обычная, всем довольная Энжи. Когда Марвин вернулся из кино, то весь вечер читал комиксы «Хеллбой» в обществе котенка Миледи. Миледи еще лежала у него на животе, когда Энжи устала за ним подглядывать и пошла спать.
Но утром в воскресенье брата в его комнате не оказалось.
Она понятия не имела, куда и почему он мог подеваться. Она-то считала, что он будет творить свое таинственное заклинание у себя в комнате и под строгими взглядами своих наставников-магов. Но его там не было, и завтракать он не спустился. Энжи сказала маме, что вчера вечером они засиделись допоздна у телевизора и лучше оставить Марвина в покое. Когда после завтрака миссис Люк заволновалась, Энжи сама зашла в его комнату и сообщила, что Марвин увлеченно готовит домашнее задание к уроку рисования и не хочет разговаривать. Обычно ей бы такое с рук не сошло, но родители собирались на концерт, а ее оставили с привычными наставлениями покормить и напоить кошку, двадцатку на шкафу употребить на что-нибудь более или менее полезное для здоровья и «время от времени» заглядывать к Марвину, иными словами почаще. («В тот день, когда мы тебя об этом не попросим, - заявил как-то мистер Люк, потому что Энжи восстала против выполнения этой обязанности, - мальчишка, наверное, украдет каяк и отправится на Таити». Энжи не нашла слов возражения.)
Одна в пустом доме (более одинокая, чем когда-либо) Энжи ходила кругами, слонялась из комнаты в комнату, решительно не зная, что теперь делать. Прошли часы, а брат все не возвращался, и она поймала себя на том, что зовет его вслух.
– Марвин! Марвин, если ты меня с ума стараешься свести… О Великий, где ты? Возвращайся немедленно и плевать на дурацкое письмо. Просто вернись!
Некоторое время спустя она и это делать перестала, потому что сама испугалась дрожи в собственном голосе, от которой становилось еще страшнее.
Но как это ни странно, она постоянно чувствовала присутствие брата. Она то и дело оборачивалась, думая, что он вот-вот подкрадется, чтобы ее напугать - любимая игра с тех пор, как малыш научился ходить. Но нет. Никого.
Около полудня в дверь позвонили, и Энжи едва не споткнулась о собственную ногу, так спешила, хотя и не надеялась (почти не надеялась), что это Марвин. На пороге стояла Лидия. Энжи совсем забыла, что в воскресенье после полудня прислуга приходит убираться. Увидев ее, улыбающуюся, на пороге, Энжи бросилась старушке на шею и разрыдалась:
– Лидия, scorro, помоги мне! Ayudame, спаси нас, Лидия! Испанских слов она нахваталась у домработницы, когда была еще
слишком маленькой, чтобы понять, что учит чужой язык.
Лидия взяла Энжи за плечи и, чуть отстранившись, заглянула ей в лицо.
– Chuchi, dime que pasa cogito? [1]
Чучей [2] Лидия звала Энжи с раннего детства, так и не объяснив ни происхождения, ни смысла этого слова.
– Марвин, - прошептала Энжи.
– Марвин пропал.
Она бросилась объяснять про письмо и обещание Марвина, но Лидия только кивнула и, не задавая вопросов, твердо сказала:
– El Viejo puede ayudar. [3]
Слишком отчаявшаяся, чтобы обращать внимание на грамматику, Энжи решила, что речь идет о Йемайе, старухе с фермерского рынка, которая сказала Марвину: мол, он brujo.
– А, ты про la santera, - сказала она, но Лидия сильно ее встряхнула.
– Нет, нет, El Viejo. Ты к нему сходи, попроси о встрече с El Viejo. Solamente El Viejo. Los otros no pueden ayudarte. [4]
Энжи спросила, где ей искать El Viejo, и Лидия отправила ее в лавочку сантерии на Боуэн-стрит. Она даже набросала ей карту, а потом удостоверилась, что Энжи взяла с собой деньги, поцеловала в щеку и, благословляя, коснулась лба.
– Cuidado, Chuchi [5], - с веселой серьезностью сказала она.
И вот уже Энжи бежала к автобусной остановке на авеню Гонса-лес, чтобы сесть на тот же рейс, каким ездила в школу. На сей раз ехать пришлось гораздо дальше.
Над лавочкой не было ни вывески, ни даже номера дома, и сама она была такой маленькой, что Энжи несколько раз прошла мимо. Наконец ее внимание привлекли предметы в пыльной витринке и на полках справа и слева. Тут было поразительное разнообразие благовоний, свечей в склянках с изображением черных святых, а также коробок с пометкой «Ритуальный набор Быстрые Деньги», бутылей с жидкостью для мытья пола (наклейки на них гласили «Не дает бедам проникнуть в ваш дом»). Когда Энжи переступила порог душной комнаты, у нее закружилась голова, она словно бы вышла из собственного тела - так с ней всегда было, когда начиналась простуда. А еще она услышала, как где-то в задней комнате кукарекал петух.
Старуху Энжи заметила лишь тогда, когда тихонько скрипнул стул: она сидела в углу, наполовину скрытая длинной, свисающей со шкафа хламидой, похожей на облачение для церковного хора, но с символами и рисунками, каких Энжи никогда раньше не видела.
– Йемайя?
Старуха перевела на нее взгляд. Глаза у нее были как две мертвые планеты.
Испанский Энжи совершенно отказал, а вскоре и родной язык тоже.
– Мой брат… Мой младший брат… Мне велели спросить El Viejo. Viejo santero… Старого сантеро… Лидия сказала.
Тут у нее кончились слова на всех языках. Из трубочки старухи выползло облачко дыма, но это был единственный ответ.
За спиной у нее зашуршала отодвигаемая занавеска, и хриплый голос медленно произнес:
– Quieres El Viejo? [6] Это я.
Повернувшись, Энжи увидела незнакомца. Он шел к ней по длинному коридору, конца которого она не видела. Он двигался решительно, но чтобы войти в комнату, ему словно бы потребовалась вечность, будто он возвращался из другого мира. Сам он был черный, одет во все черное и на носу поблескивали черные очки - даже в темном, крошечном магазинчике. А волосы такие белые, что у Энжи даже заболели глаза.