Дар
Шрифт:
– Предупреждаю, ты мне не поверишь.
– Никогда и не верила. Валяй, попробуй.
– Ладно. Я ведьма.
Когда Энжи наконец обрела дар речи, то выпалила первое, что пришло ей на ум и чего она позже до скончания века стеснялась:
– Ты не можешь быть ведьмой. Ты мальчик, а значит, маг, или колдун, или еще что.
«Неужели я такое говорю?» - подумала она.
Марвин так сильно затряс головой, что едва не слетела повязка.
– Ха! Это в книжках и в кино. Человек - мужчина-ведьма или женщина-ведьма, вот и все. Я мужчина-ведьма.
– Если вешаешь мне лапшу на уши, ты покойник, - пригрозила Энжи.
Ее братец скалился как пират (дома он часто
– Спроси Лидию, - предложил он.
– Это она догадалась. Лидия дель Кармен де Мадеро-и-Гомес была домработницей Люков еще до рождения Энжи. Она приехала из Сьего де Авила на Кубе и утверждала, что, когда девушкой работала в семье Кастро, меняла подгузники маленькому Фиделю. Все эти годы (никто не знал, сколько ей лет, а Люки и подавно) глаза у Лидии оставались ясными, как у ребенка, и временами Энжи плакала, завидуя ее прекрасной морщинистой темной-претемной коже. Лидия хорошо ладила с Энжи, говорила по-испански с ее матерью и учила мистера Люка готовить блюда кубинской кухни. Очевидно и другое: Мар-вин с пеленок был ее любимчиком. По субботам они ходили в кино на испанские фильмы, а еще за покупками в баррио на Боуэн-стрит.
– Догадалась… - повторила Энжи.
– О чем? Лидия тоже ведьма? Во взгляде Марвина читалось, что он никак не возьмет в толк, откуда у его родителей такая дочка.
– Нет, конечно, она не ведьма. Она сантера.
Энжи вздрогнула. О сантерии она знала столько же, сколько любая американка, выросшая в крупном городе со все растущими кварталами африканцев и латиноамериканцев - то есть кое-что. Газетные ста-
тьи и документальные фильмы сообщали, что сантерии приносят в жертву козлов и кур и… что-то делают с кровью. Она попыталась представить себе Марвина с окровавленными руками и бройлером, но не смогла.
– Значит, Лидия тебя в это втянула?
– спросила она наконец.
– Ты тоже сантеро?
– Не-а. Я же тебе сказал, я ведьма.
– Раздражение Марвина достигало критической массы.
– Викка?
– не унималась Энжи.
– Ты поклоняешься Великой Богине? У нас в классе есть одна такая девочка, Делвин Маргелис. Она викка и только об этом и твердит. Шабаты, эшбаты, притянуть Луну на Землю и так далее. Кожа у нее, как терка для сыра.
Марвин недоуменно моргнул, а потом внезапно плюхнулся на ее кровать и схватил ковылявшую мимо Миледи, чтобы шумно выдохнуть в мохнатое брюшко.
– Я уже знал, что кое-что могу. Помнишь резинового утенка и ту игру в баскетбол?
Энжи помнила. Особенно резинового утенка.
– Так вот. Лидия отвела меня к очень-очень старой тете на фермерском рынке, она даже старше Лидии, и ее зовут Йемайя… ну что-то вроде того. Она курит такую смешную трубочку. Ну вот, старуха меня взяла за лицо и посмотрела мне в глаза, а потом свои закрыла и так сидела долго-долго!
– Марвин хихикнул.
– Я думал, она заснула, и начал пятиться, но Лидия мне не позволила. Так старуха сидела и сидела, а потом открыла глаза и сказала, что я brujo, то есть ведьма по-испански. А Лидия купила мне рожок с двумя шариками мороженого с «М amp;Мs».
– К пятнадцати годам все зубы растеряешь, - уколола Энжи, поскольку не знала, что сказать, какой вопрос задать.
– И это все? Старуха дает тебе уроки колдовства или еще чего-нибудь?
– Не-а, я же сказал, она большая сантера, это другое. Я ее только раз и видел. Она все твердила Лидии, что у меня есть el regalo - кажется, это значит дар, она часто это слово повторяла - и что мне надо практиковаться. Как тебе на кларнете.
Энжи поморщилась. Руки у нее были маленькие, с толстыми пальцами, и музыка утекала сквозь них, словно дождь. Родители из сочувствия предложили отменить уроки кларнета, но она отказалась. Как Энжи призналась подруге Мелиссе, она не умеет мириться с поражением.
Сейчас она спросила:
– И как ты практикуешься? Играешь с мешками мусора? Марвин покачал головой.
– Надоело. И «Монополия» с Миледи тоже. Я думаю, может, удастся заставить посуду саму себя помыть, как в «Красавице и чудовище». Готов поспорить, я сумею.
– Можешь заколдовать мои уроки, - предложила Энжи.
– Алгебру для начала.
– Я же еще маленький, - фыркнул брат.
– Ты про домашнее задание?
– Ага, - кивнула Энжи.
– Ладно. Слушай, как насчет того, чтобы наложить крутое заклятие на Тима Хабли? В следующий же раз, когда он придет к нам с Мелиссой? Например, чтобы ноги у него стали совсем плоские и он не мог играть в баскетбол. Это единственное, чем он ее привлекает. Или… - Тут она помешкала и нерешительно продолжила: - Как насчет того, чтобы Джейк Петракис безумно, очертя голову, по уши в меня влюбился? Было бы… забавно.
Марвин был занят Миледи.
– Девчоночьи игры, кому это нужно? Я хочу стать таким волшебником, чтобы все пожелали оказаться на моей стороне. Хочу, чтобы у толстого Джоша Уилсона на обоих глазах были повязки, и тогда он оставит меня в покое. Хочу, чтобы мама каждый вечер заказывала пиццу-пеперони с тонкой корочкой, папа…
– Никаких заклятий на папу с мамой! Никаких!
– Вскочив на ноги, Энжи угрожающе нависла над братом.
– Слышишь, Гуталакс? Только попробуй что-нибудь с ними учинить, и уж поверь, тебе понадобятся чертовски хорошие чары, чтобы я тебя не задушила. Понял?
Марвин кивнул, а Энжи, успокоившись, сказала:
– Ладно, знаешь что? Как насчет того, чтобы попрактиковаться на тете Каролине, когда она придет на выходные?
Пухленькая пиратская физиономия Марвина расплылась в улыбке. Тетя Каролина приходилась матери старшей сестрой и славилась в семье Люков тем, что знала все обо всем. Она была приятным и порядочным человеком, но вечная мина самодовольного всезнания даже святого превратила бы в убийцу-маньяка. Назови страну, и окажется, что тетя Каролина провела там достаточно времени, чтобы знать о ней больше любого местного жителя; упомяни газетную статью, и тетя Каролина обязательно расскажет что-нибудь на ту же тему (чего в газете не было); подхвати простуду, и тетя Каролина назовет девичью фамилию матери лучшего медэксперта по риновирусам (мистер Люк часто повторял, что девиз тети Каролины: «Только открой рот и, готова поспорить, ошибешься»).
– Только ничего опасного, - предупредила Энжи.
– Ничего пугающего. И не ставь ее в неловкое положение, идет?
Марвин насупился:
– А что же тогда осталось?
– Если сделаешь что-то серьезное, они поймут, что это ты, - указала сестра.
– Я бы догадалась.
Марвин, любивший переодевания, сдался.
Всю неделю до прибытия тети Каролины Марвин вел себя так примерно, что миссис Люк заволновалась, не заболел ли он. Энжи изо всех сил за ним приглядывала, но так и не сообразила, что он затевает, и вообще, она заподозрила, что Марвин сам этого не знает. Однажды она застала его за переключением каналов без пульта, в другой раз, оставленный на кухне чистить картошку и морковку для супа, он предоставил работать ножу, а сам читал комиксы в воскресной газете. Подобное отсутствие амбиций чуть умерило смутное беспокойство Энжи относительно большого семейного обеда, который традиционно устраивали в первый вечер визита тети Каролины.