Дар
Шрифт:
– Смотри, куда прешь, козел! – выругался мужчина, но не сбавил шаг и даже не оглянулся.
– Белый воротничок, кажись, перебрал, – с ухмылкой заявил его товарищ, – тте повезло, что не обрыгал.
И он залился противным скрипучим смехом.
– Я бы ему башку проломил, – прорычал первый работяга, и оба пошли дальше по пустому перрону, дама с каменным лицом спустилась еще раньше и уже исчезла в густых зарослях, окружающих маленькую станцию.
Антон огляделся, как затравленный зверь, перрон был огорожен,
Но его желудок решил иначе, он буквально слетел по спуску, увидел тропинку, по которой, видимо, ушла дама, а потом что-то горькое и горячее подкатило к горлу, больше не слушая никаких уговоров, приказов и просьб. Антон метнулся в кусты, забрался насколько мог поглубже и в очередной раз принял свое поражение.
От вида собственной блевотины его снова чуть не вывернуло наизнанку, поэтому, как только желудок опустел, Антон поспешил отползти подальше. Его прошиб пот, сердце выскакивало из груди, а дышал он так, словно пробежал километр. А вот с точки зрения медицины, подумал он, доставая платок из кармана брюк, я совершенно здоров, это норма, все люди выскакивают из поезда и блюют в кустах, это показатель отлично работающего организма.
Он уселся прямо на землю, приминая молодые веточки, мог испачкать рабочие брюки, но ему было плевать, сейчас он даже не думал об этом. Антон согнул колени, положил на них руги и опустил голову, ему хотелось прополоскать рот, чтобы избавиться от этого омерзительного привкуса, он намеревался заглянуть в тот маленький домик, это наверняка был туалет. Но это потом, сейчас ему просто хотелось немного перевести дух, усталость опять навалилась на него, как огромный мешок с камнями, ему захотелось свернуться клубочком и уснуть прямо здесь, в этих густых зеленых джунглях, здесь так тихо, здесь его никто не увидит и не потревожит. Может, было бы лучше вообще больше не просыпаться, подумал он, потом меня найдут и я стану «человеком, умершим от блевотины». Конечно, это вряд ли соответствует истине, но офисные остряки, выходя на перекур, буду шутить: «Он увидел свое нутро, не пережил и умер» или «он так нарыгал там, что аж сам умер от ужаса».
Это были глупые, пустые мысли, но они помогали отвлечься, и, как ни странно, успокоиться. Он понимал, что не умрет, по крайней мере, сейчас, ему просто плохо. Ему в последнее время всегда плохо, он напоминал сам себе
Он не знал, сколько времени просидел так, иногда погружаясь в сон, он видел сновидения, да, он видел своих соседок и их вечно исписанную гадостями дверь, видел больницу, в которой потерял напрасно целую неделю своей жизни. Это нельзя было назвать полноценным сном, картинки мелькали в его сознании, без сюжета и без всякой связи, он как будто смотрел в калейдоскоп, при этом слыша, как усыпляющее гудят машины на шоссе где-то за станцией, слыша крики птиц и шум ветра в зарослях. Он так же понимал, что дремлет и ему пора проснуться, пора встать, привести себя в порядок и отправляться домой, но эта дрема была такой уютной и такой затягивающей. Еще минуту, говорил он сам себе, совсем как тогда, когда мама будила его в школу или институт. Разница только в том, думал он, а картинки из его жизни проплывали перед закрытыми глазами, что сейчас мне некуда спешить, я не опаздываю, и меня никто не ждет.
Возможно, он бы просидел так до ночи, а может до утра, но плавная смена мест и персонажей в его странном полусне привела его на вокзал, на ту самую центральную станцию, на которой он выходил каждое утро. Антон все понял. Нет, решил он, на этот раз я ее не возьму, забью в глотку этому старому козлу, если потребуется, но не возьму. Но это был не просто сон и не возврат во времени, он как будто просматривал пленку, и прошлое, зафиксированное на ней, было неизменно. Он увидел себя, задержавшегося возле колонны, и как будто режиссер, снимающий сцену, увидел, нищего, как по команде появившегося в кадре и двигающегося прямо к молодому человеку, и без того проживающему нелегкую жизнь. Скоро она станет совсем невыносимой, подумал Антон, глядя на себя самого 3-х недельной давности, скоро это уже и жизнью не назовешь. Он пытался как-то повлиять на своего двойника, но тот его не слышал, тогда он попытался проснуться, но это странное состояние держало его, как муху на липкой ленте. Все двигалось, как слаженный адский механизм, толпа расступалась, старик приближался, Антон точно по расписанию отошел от своей колонны.
– Возьми ее, – снова этот хриплый голос, от него Антону хотелось кричать, но тогда он не кричал, поэтому все было тихо, – возьми, теперь она твоя.
И снова волна неприятного запаха, только теперь он был каким-то другим. Антон снова раскрыл ладонь, блеснуло золото… и он, наконец, вырвался. Вскинул голову, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам, как будто на самом деле думал, что вернулся во времени. Конечно нет, он был на какой-то промежуточной станции, в кустах, нищего не было, а вот запах, он знал, откуда он…
Конец ознакомительного фрагмента.