Дара. Анонимный викторианский роман
Шрифт:
Пока мы бродили по дому, Бетти с видимым удовольствием расписывала деятельность всех «отделений» клиники, вдаваясь при этом в такие подробности, что я иногда вздрагивала. Несмотря на все ее недостатки, мне была симпатична эта девушка, но весь остальной «персонал» доктора Кирсли был о ней весьма невысокого мнения из-за того, что Бетти была всегда готова удовлетворить желание любого мужчины, обратившего на нее благосклонное внимание, и никогда не заговаривала об оплате своих услуг. И сами мужчины воспринимали ее, как кресло, — когда тебе нужно, ты просто забираешься на него и отдыхаешь, сколько влезет. Но что мне определенно нравилось в этой девушке — это то, что она не испытывала никакого почтения к титулам и званиям. Ей было все равно — лорд, граф, швейцар или конюх — никакой дискриминации. Для нее все они были просто мужчинами, у которых между ног имелся,
Наконец на меня нанесли золотую краску, а выгоревшие на солнце светло-каштановые волосы гладко зачесали назад — так, что они сами стали отсвечивать, как золото. После того как Бетти аккуратным бантом повязала у меня на шее ленты пурпурного плащика, прикрывавшего мне спину, она подвела меня к высокому зеркалу, чтобы я могла оглядеть себя целиком. Превращение было настолько полным, что, если бы не живые волосы, я, наверное, и не подумала бы, что стою перед зеркалом. Передо мной стояла прекрасная золотая статуя, очень похожая на живую девушку. Доктор попросил меня выпрямиться и расправить плечи. От этого моя грудь стала еще выше, кожа на ней натянулась, заблестев еще ярче, а осанка стала горделивой, придав моему обнаженному телу еще большее сходство со статуей греческой богини. Карие глаза моего зеркального двойника лучились гордостью и восхищением своей божественной красотой.
Два маслянисто-черных негра уже приготовились поднять меня на плечи, но доктор приказал им повременить. Он быстро вышел из комнаты и почти сразу вернулся, держа в руках крупное, искусно ограненное стекло, сверкавшее на свету, подобно огромному бриллианту. Он подошел ко мне и при помощи какого-то чрезвычайно клейкого вещества закрепил это украшение на моем пупке.
Затем негры посадили меня к себе на плечи и двинулись следом за доктором, который неспешными, размеренными шагами направился в лекционный зал.
В зале уже сидели около ста зрителей. Все они с видимым нетерпением и интересом ожидали моего первого появления на сцене. Человек пятьдесят разместились в роскошных резных креслах, а остальные стояли вдоль стен зала. Когда негры внесли меня на сцену и опустили на покрытый алым бархатом подиум, заранее приготовленный для этой цели, сверху раздались звуки фанфар.
Увидев мою ничем не прикрытую позлащенную наготу, публика сначала смолкла, открыв рты, — у некоторых был такой вид, что я боялась, как бы глаза у них вот-вот не выскочили из орбит от изумления. Немного придя в себя, мужчины, задыхаясь, стали пристально обшаривать каждый дюйм моего тела своими похотливыми взглядами. Леди тоже нашли себе занятие — они восхищенно разглядывали стройные, мускулистые тела негров, стоявших по обе стороны платформы. Несколько мгновений в зале стояла тишина, потом публика словно опомнилась и выразила свое восхищение одобрительными криками и аплодисментами.
Как только возбуждение немного улеглось, доктор Кирсли начал свою лекцию. Мне она показалась очень интересной, но публика не проявляла особенного внимания к его словам. Темой его лекции была женская плодовитость и мужская сила. Указывая своей тросточкой на моем теле расположение различных органов в женском организме, он ринулся в атаку на «замшелые предрассудки некоторых людей», говоря о благотворном влиянии шпанской мушки на женскую привлекательность и плодовитость. Он сказал, что более естественные способы пробуждения сексуальности могут принести не меньше радости и удовлетворения.
Затем он стал рассказывать о своем «ложе блаженства», которое вместе с моим появлением на сцене в качестве Позолоченной Девы было гвоздем программы.
— Это ложе плодородия — единственное в своем роде во всем мире. Это мое изобретение, которое призвано воодушевить любого мужчину на выполнение его супружеского долга, помочь ему и его даме получить максимум удовольствия и при желании способствовать их плодовитости. Эта кровать имеет двенадцать футов длины и восемь — ширины, она опирается на сорок прекрасно ограненных столбиков, изготовленных наиболее искусными мастерами из великолепных сортов цветного стекла. Вокруг постели установлено восемь венецианских зеркал, в которых можно одновременно увидеть каждое движение, которое вы совершаете, со всех сторон. Эти многократно повторенные отражения вливают в жилы мужчины необыкновенную силу и наполняют томлением тело женщины, делая его восприимчивым к ласке и готовым принять семя. Все мы знаем, какой неудержимой страстью пылает жеребец, когда он подходит к кобыле —
Вечер за вечером, неделю за неделей я слушала эти лекции, пока мужчины из публики пристально разглядывали похотливыми глазами каждый дюйм моего тела, а дамы тихонько вздыхали, глядя на мужские достоинства огромных негров, которые поигрывали мускулами, стоя за моей спиной. И все же это был не самый трудный способ зарабатывать тридцать фунтов в неделю. Тратить же заработанное у меня не было ни особенной необходимости, ни возможности, потому что мне разрешалось покидать Хэбберн-хаус только дважды в неделю по утрам. Доктор всячески старался не допустить, чтобы я общалась с кем-нибудь из его клиентов.
Вокруг того, кто я такая и откуда взялась, ходило много разговоров, и доктор Кирсли, зная о том, что все таинственное — особенно привлекательно, старательно охранял тайну Позолоченной Девы, распуская слухи, что я — незаконная дочь одного европейского наследного принца. Многие в это поверили, а в то, что я девственница, верили практически все. Многие из наиболее состоятельных лордов предлагали доктору весьма значительные суммы за право быть моим первым мужчиной. Ему приходилось отвергать все эти просьбы под тем предлогом, что он обещал моим родителям сохранить мою девственность. Ведь если бы только стало известно, что я уже не девственна, я потеряла бы большую долю своей загадочности и привлекательности.
Жизнь, которую я вела, была легкой, беззаботной и опьяняющей, мне и в голову не приходило, что оплата моего труда не соответствует его ценности и популярности, которую благодаря мне снискал Хэбберн-хаус. Так продолжалось до середины июня, когда я узнала от Бетти, что доктор получает от каждого, кто приходит на его лекции, по две гинеи за час. Мне не составило труда подсчитать, что за то, что я показываю публике свое обнаженное тело, покрытое краской, он собирает с жаждущих посмотреть на Позолоченную Деву по четыреста фунтов в неделю.
В тот же вечер, за пять минут до своего выхода на сцену, я потребовала от доктора Кирсли повысить оплату моих услуг с тридцати до ста фунтов в неделю. Я была готова к тому, что натолкнусь на жесткую отповедь со стороны доктора, но грязная ругань, которой начала меня поливать его экономка и управляющая миссис Мердок, оказалась для меня неприятным сюрпризом.
Когда эта женщина находилась в обществе аристократов, она перенимала их манеры и была сама грация и обходительность, но стоило кому-нибудь из прислуги или персонала вызвать ее недовольство, как она обрушивалась на голову несчастного или несчастной с самыми отвратительными и непристойными ругательствами. За этой сладкой улыбкой и светским обхождением скрывалась самая настоящая злобная карга.