Дарданелльское сражение
Шрифт:
– Ты больше не брат мне, а враг кровный! Убирайся прочь и больше не приходи! Если мы теперь и встретимся, то только на поле битвы! Я буду ждать этой встречи! – прокричал в ответ защитник крепости и удалился.
Современник пишет: «В пылком усердии преданности своей к России греки снова и торжественно клялись пролить за русских последнюю каплю крови. Сим случаем пробудилась ненависть их к туркам. Они с яростью приступили было к дому, где содержались пленные, но караульный офицер, поставив солдат пред окнами, остановил тем ожесточенных».
История сохранила имена храбрых греческих
Однако положение осажденных с каждым часом все больше ухудшалось. Турки по-прежнему заваливали крепость градом ядер, наши могли отвечать лишь малым. На верхней площадке самой высокой из башен комендант посадил самого глазастого из своих солдат. Инструктировал кратко:
– Сиди и жди Сенявина! Как увидишь, беги прытью ко мне и ори во все горло!
– А ежели не придет? – усомнился было глазастый.
– Типун тебе на язык, дурень! – аж сплюнул от злости майор. – Митрий Николаич ни за что нас, сердешных, в беде не бросит и турку на съеденье не выдаст! Мое слово верное – придет!
– Нам бы еще хоть чуток продержаться! – говорил Подейский теперь всем и каждому, тыча пальцем в башню. – Там у меня уже и смотрящий сидит, а потому приободритесь и ждите, скоро кричать станет!
На душе же командира Козловского полка было муторно. Волновала судьба острова, беспокоило отсутствие известий от Сенявина. Как там дела у флотских? Настигли ли турок? Удалось ли их одолеть?
На офицерском совете было решено с последней кружкой воды выходить с артиллерией из крепости и искать смерти в поле.
Позднее один из очевидцев этой беспримерной обороны вспоминал: «Чем больше чувствовали они притеснения от неприятеля, чем опаснее становилось положение их, тем с большею деятельностью и твердостью работали на батареях, тем охотнее и отважнее заступали места убитых и раненых».
А непрерывная бомбардировка шла уже двенадцатый день… По ночам турки спали, три раза в день делали перерыв на намаз, а в остальное время палили из пушек. Наши отвечали тем, что собирали по дворам ядра турецкие и отправляли их обратно. Но порох уже кончался. Все то и дело поглядывали на башню, не закричит ли смотрящий. Но тот все молчал.
– Можа, заснул? – вопрошали служивые мрачно. – Можа, пальнуть в его для острастки, чтоб бойчее был?
– Не надоть! – останавливали таких. – Где мы найдем себе ишшо глазастого?
К Подейскому подошел начальник греческих стрелков:
– Мои воины начинают сомневаться, будет ли адмирал Сенявин столь удачлив, что одолеет турецкий флот и успеет к нам на помощь!
– Пусть не сомневаются! Все будет именно так! – пожал плечами полковник.
– Я-то понимаю, – вздохнул грек. – Но остальные! Позвольте мне сделать торжественное гадание для удовлетворения любопытства!
– Хочется, делайте! – усмехнулся комендант. – Лишь бы толк был!
Греки, несмотря на продолжавшийся обстрел, быстро собрались на внутреннем дворе. За ними потянулись и наши. Привели чудом сохранившегося облезлого барана. Предводитель греческий, вооружившись ножом, ловко зарезал животное. Затем разложил на траве его внутренности, что-то зашептал себе под нос. Очистил мясо с передней лопатки и вдруг, подняв ее над головой, закричал во весь голос:
– Благодарите Бога! Турецкий флот будет разбит! Корабли его возьмет воздух, вода и огонь!
Ответом на слова предводителя был дружный вопль восторга собравшихся. С радостными лицами греки разбежались по боевым постам. Офицеры, скептически наблюдавшие со стороны за необычным действием, подошли к «гадальщику»:
– А говорит ваше гадание, где ныне находится наш флот?
Грек хитро прищурился и повертел в руках баранью лопатку: – Он в руках Бога!
Эти слова вызвали всеобщий вздох облегчения и радости.
– Слышите! Слышите! – внезапно закричало сразу несколько голосов.
Все прислушались. Откуда-то издалека доносился низкий протяжный гул, от которого задрожали несколько чудом уцелевших оконных стекол. Одновременно, пораженные неведомым гулом, смолкли и турецкие батареи.
– Что это? Неужели землетрясение? Подейский перекрестился:
– Это идет морская битва, которая и решит нашу участь!
Эхо далекого сражения продолжалось почти в течение целого дня. Затем все смолкло. Некоторое время обе противные стороны молчали, словно раздумывая над тем, что же происходит сейчас в сотне верст от одинокого острова, чья сила взяла перевес и чьи флаги скоро появятся перед Тенедосом. Затем раздался первый выстрел, и вскоре бомбардировка продолжилась с еще большим ожесточением. Бомбы с ядрами посыпались, как из рога изобилия. Однако турки, осаждая крепость, понимали, что сами являются заложниками обстоятельств, так как не в силах самостоятельно покинуть остров. В конечном счете все должен был решить исход сражения между флотами. Победит Сеид-Али, и Тенедос непременно падет, победит Сенявин, и осаждавшие будут обречены.
Русские и греки отбивались из последних сил. Уже после освобождения офицеры эскадры будут приезжать на героический «Богоявленск» поглядеть на чудо, доселе никем еще невиданное! От многочисленных выстрелов и неизбежных при этом откатов и накатов корабельных пушек, палуба под ними протерлась и в досках образовались глубочайшие борозды.
Минуло еще два тяжелых и кровавых дня, когда около полудня 26 июня, к неизъяснимой радости гарнизона, вдалеке показался корабль «Скорый», а за ним и вся остальная российская эскадра. Громкое «ура!» дало знать туркам, что флот их разбит. В доказательство этого на тенедосский рейд был приведен плененный корабль турецкого адмирала.