Дариар. Начать сначала
Шрифт:
— Э-э-э, — я нервно обернулся на троих оставшихся в строю дружинников. — А вы что скажете?
— Мы оправдаем, — Эвард опять говорил за всех, склонив голову. Твою мать, и что мне делать?
«Повинную голову меч не сечет. А вообще, он прав. Нехрен было тащить своего патрона на бойню. Они ведь предполагали, что будет бойня. Я даже больше скажу, что буду не удивлен, если узнаю, что они на нее рассчитывали».
— Заткнись, — еле слышно, практически про себя прошептал я.
«О, ты уже сам себя начал затыкать. Забавно. Знаешь, что у такого понятия есть
— Да кто ты такой?
«Я? Я — это ты, чувак, смирись с этим. И на нас уже косятся, так что прекрати изображать из себя идиота и ответь этому бедолаге, пока он не решил, что стал ронином и не совершил сеппуку. Тем более ножичек у него вполне подходящий. Не получится с первого раза, во второй точно удастся, ведь за кинжальчиком даже наклоняться не нужно».
Я даже спрашивать не буду, что такое «сеппуку», просто приму за данность, что у меня действительно раздвоилось сознание. И произошло это в тот момент, когда Люмоус совершал какой-то отвратительный ритуал. Вот только если раньше мое второе «я» все-таки больше помалкивало, создавая иллюзию нормальности моей головы, то теперь оно все чаще лезет, дает советы, часто действительно разумные, и отпускает комментарии, которые все чаще и чаще ставят меня в тупик, потому что я могу поклясться, что никогда раньше не сталкивался с подобными понятиями. Я вздохнул, в одном голос прав — дальше молчать уже просто нельзя.
— Я думаю, что вы достаточно наказали себя сами, — после этого я поднялся и подошел к Льюису. Я не верю, я та скотина говорила правду, но пару непонятных моментов выяснить было необходимо, как минимум, чтобы разрешить эту непростую ситуацию и больше к ней не возвращаться. — Льюис, ты знаешь кто такой Саймон Трейн?
— Знаю, — Льюис поморщился. — Это тот следователь, который вел мое дело.
— А обвинили тебя…
— Меня обвинили в том, что дочь герцога Донавальда Элоиза покончила с собой.
— А ты-то тут причем? — я удивленно посмотрел на лекаря, который в этот момент разглядывал свои руки. Красивые руки, кстати: сильные, с длинными подвижными пальцами — эти руки не смогла изуродовать даже жизнь бомжа.
— Ну… как оказалось, я не досмотрел. Не сделал все, что было в моих силах, чтобы не допустить, — Льюис перестал рассматривать свои ладони и прямо посмотрел мне в глаза. — Я хороший целитель, Кеннет. Я без ложной скромности могу назвать себя одним из лучших, но я не лечу душевные недуги. Я в них не разбираюсь, но это понятно — невозможно объять необъятное и в совершенстве разбираться в болезнях тела и болезнях духа. Я докладывал герцогу, что с Элоизой что-то не так, совсем не так. Предпосылки-то были. Я даже настаивал на том, чтобы показать пэри специалисту, но герцог даже слышать об этом не захотел. Более того, меня приказом герцога отстранили от девушки, и я не мог ни на что повлиять. В итоге она опустилась обнаженная в горячую ванну и вскрыла себе вены. Не удивлюсь, если когда-нибудь узнаю, что у нее не было желания заканчивать свой земной путь, а просто хотелось посмотреть, как изменится цвет пены. Но в итоге все равно обвинили меня, отобрали мой чемоданчик и лишили права заниматься целительством, собственно, как и титула. Я не всегда был обычным бродягой без роду и племени. Я пэр, теперь уже бывший,
— Как-то это все… — я потер шею. «Спроси его, а он что может вот так запросто обсуждать с посторонним своего пациента?», — я вздрогнул и посмотрел на Льюиса. — А разве ты можешь говорить об этом? — выпалил я, не до конца понимая, в чем дело.
— Я сейчас не лекарь официально, поэтому, да, могу, — Льюис невесело усмехнулся. — К тому же, это не тайна. Дело было такое громкое, что о нем не знали только глухие.
— Я не знал, — проговорил я тихо. — Почему этим делом занимался вообще десятник Гарнизона?
— В то время он десятником не был. Он только выпустился из Академии и был рядовым служащим, родовитым. Именно его родственные связи дали ему шанс проявить себя. Обычно новички занимаются ничем не примечательными делами, наподобие кражи кур, семейного насилия, максимум им дают право стажироваться в отделе идентификации. Тут же молодой и горячий сразу же получил все полномочия. В общем виноватого он нашел, благодарность герцога получил и сразу влился в Гарнизон, управляя своим десятком. — Поморщился Льюис.
— Я так и не понял, причем тут судебные разбирательства, следственные дела и Тени?
— Первые несколько лет их натаскивают, заставляя разгребать разные мелкие дела вместе с полисментами, проверяя их на деле, так сказать. Для того, кто хочет служить в Гарнизоне необходимо не только умение драться. Нужно проявить смекалку, настойчивость и беспрекословно выполнять любые приказы. Поэтому их буквально кидают на черновую работу, заполняя дыры в государственных структурах.
— Я правильно понимаю, что сейчас велика вероятность наткнуться на каких-нибудь провинившихся представителей Академии или еще не зарекомендовавших себя представителей Гарнизона элементарно на улице, когда объявлен красный режим? — нахмурившись, задал я этот, очень важный на самом деле вопрос.
— Нет, в настоящее время эта практика упразднена, собственно, как и Академия. — Я мысленно присвистнул. Да уж, лавочка с поставкой квалифицированных кадров прикрыта, а те, кого принимают в полицеймерство никто по сравнению с Тенями. Хотя качество они заменяют количеством, что тоже имеет под собой веские основания, в чем мы смогли не более пары часов назад убедиться.
— Ты о них много знаешь, — я вздохнул своим мыслям. Как же действительно много изменилось за восемь лет с момента выпуска Лорена и его товарищей. Слишком много, чтобы так легко шагнуть в ловушку, не подготовившись, как следует.
— Госпиталь Донавальда специализировался на неотложной помощи Гарнизону. Он потерял это право, когда меня лишили права заниматься целительством. Все же Трейн немного перестарался.
— Что нужно сделать, чтобы ты снова мог с чистой совестью называть себя лекарем?
— Принять меня на работу, — Льюис пожал плечами. — Став официально главным лекарем герцога, я автоматически верну себе свое звание. Но, к сожалению, титул мне не вернуть, но мне это и не нужно. Жизнь дала мне неплохой урок и научила никогда не смотреть ни на кого свысока, собственно, как и лебезить перед власть имущими. Упасть можно быстро и больно. Но это все философия, совершенно не уместная в настоящее время. Почему ты меня спрашиваешь об этом? — он действительно выглядел слегла удивленным и озадаченным.