Дариар. Начать сначала

Amaranthe

— Я не был осведомлен об этой трагедии, герцог. Мы знаем много, но мы не всевидящи, — он откинулся на спинку стула. — Вам нельзя больше находиться в Аувесвайне. Это опасно и после того, как Совет сразу не нашел Лорена, они переключили свое внимание на вас. На ваши поиски брошены совершенно невероятные силы и я, если быть совсем откровенным, не понимаю такой ненормальной активности. Словно от поимки какого-то мальчишки будет зависеть слишком много. Но, одновременно с этим, Совет почему-то твердо уверен, что вы не покинете столицу ни под каким предлогом.

— Как мило, что вы нас предупредили, Магистр. Если это все, что вы хотели мне рассказать, то я прошу вас меня простить, — я поднялся и повернулся к нему спиной, собираясь направиться к выходу.

— Еще со времен рождения Дариара, когда Верун и Доргон только начали свою незримую войну, на свет родилась легенда. Кто-то верит в нее, инадеется на то, что это не просто легенда, а есть те, кто насмехается над ней. — Я резко обернулся, не понимая, о чем говорит Магистр. — Все люди в руках двух Богов всего

лишь оружие, пешки, которые выбирают свою сторону в этой войне. И в последнее время Доргон берет вверх над своим братом, все больше поглощая разумы людей Дариара, вкладывая в их головы темные мысли, а в руки Темное оружие, — он покосился на кинжал, который висел у меня на поясе. — Но еще остаются те, кто верит, что придет посланник Веруна, проводник между ним и Дариаром, который переломит ход этой войны. Посланник этот будет с другой стороны мира, другого склада ума, другой веры. И соберет он людей, преданных ему, разрушит алтарь Доргона и вступит в бой с самой Тьмой, освещая себе путь мечом Веруна, который тот дарует ему, для свершения этой нелегкой миссии — выжечь тьму из душ людей Дариара и направить их в сторону Света. На самом деле таких людей, кто верит, довольно много. Вот только, такие «верующие» присутствуют и в свите Доргона, как бы это не звучало прискорбно.

— Зачем ты говоришь мне об этом? — прошептал я. Мое второе «я» молчало, а меня словно ударили по голове пыльным мешком, слова Эриксона доносились до меня, словно из-за стены: глухо и еле слышно. Я сел обратно в кресло, пытаясь побороть головокружение. Да что со мной?

— В каждой легенде есть сокровенный смысл, герцог, — он усмехнулся, но его взгляд оставался серьезен. — Последние события немного настораживают не только меня, Совет, но и каждого жителя Аувесвайна. Храм Доргона разрушен, — я удивленно посмотрел на него. — Это Гарнизон, — пояснил он в ответ на мой недоумевающий взгляд. — Это не под силу сделать обычному человеку, но бьющие с небес молнии многое расставляют по своим местам. Меч Веруна пропал, буквально испарился из его священной обители. Пропал Кодекс, охраняемый сотнями лет, причем охраняемый именно теми, кто получил свое оружие из рук Тьмы, хоть половина Теней и забыла об этом, но, как говорится, незнание закона не освобождает от ответственности. И все это свершилось именно в тот момент, когда, буквально из-под земли выскочил никому неизвестный мальчишка, который по праву крови должен стать членом Совета и принять главенство над герцогством Сомерсет. Мальчишка, которого все знали как забитого, боящегося даже собственной тени и который за пару месяцев кардинально, как по волшебству изменился: стал дерзким, наглым, знающим цену себе и своим людям. Который умудрился заручиться поддержкой Лорена и его друзей, которые по праву считаются лучшими бойцами, когда-либо выпустившимися из Академии. Своими, довольно странными поступками вы подули на замок из песка, который рушится, теряя с каждой секундой все больше и больше крупиц. Эти метаморфозы, произошедшие в вас, приводят в недоумение не только меня. А то, что не понятно и необъяснимо, и несет только разрушение устоявшимся нормам, законам и правилам — опасно, как бешеный зверь, на которого ведется охота, и которого будут уничтожать без малейших проявлений жалости.

— Я так понимаю, вы мне угрожаете, — я прищурился и наклонился немного вперед.

— Я вас предупреждаю. — Он покачал головой. — Я пытался помочь Лорену, не привлекая внимания, почему вы думаете, что этим разговором я хочу навредить вам?

— Я не знаю, о чем мне следует думать, вы, Магистр, говорите загадками, не отвечая толком на поставленный самому себе вопрос.

— Это вопрос скорее морали. Не все люди, населяющие Дариар, готовы смириться с возможными переменами, которых уже не остановить. Поймите, Кеннет, дело не в вас, и не во мне, и не в Лорене, и даже не в Совете. Все дело в двух братьях, которые никак не могут поделить такую замечательную игрушку, какой является наш мир. Но вы должны запомнить, Кеннет, что всегда на человека, несущего Свет, найдется тот, кто несет в себе Тьму. Это всего лишь вопрос равновесия. Все-таки ни Верун, ни Доргон не хотят гибели Дариара, и чем бы все это не кончилось, они никогда не переступят определенную черту, но вот в остальном… Что вы знаете о дворецком покойного пэра Люмоуса? — Эриксон сложил ладони вместе и поднес их к губам.

— Кроме того, что этот ублюдок каким-то образом умудрился не сдохнуть? — резко ответил я вопросом на вопрос, но потом решил все же пояснить. — Ровным счетом ничего, — в голове раздался звон, и головокружение резко отступило, а из ушей словно вытащили вату, вернув мне слух.

— То-то и оно, что про него ничего не известно, — вздохнул Эриксон. — Я ненавижу ничего не знать, а в последнее время вокруг происходит все больше странностей, которые никак не собираются воедино.

— Он просто мог выжить, — пожал я плечами. — Когда я его ударил кинжалом, я не стремился убивать, всего лишь задержать.

— Мог. Но я не верю в совпадения, в которых кто-то может выжить после удара ритуальным кинжалом из чистого аманита.

Я удивленно на него смотрел. То есть этот аминит не просто обычный минерал, типа угля и золота, который добывают на рудниках? Поймав себя на мысли о своем не знании даже элементарных вещей, мне хотелось завыть. Ну как можно на что-то рассчитывать такому необразованному увальню? Хорошо еще, что добрые люди читать и писать научили, а то бы совсем тошно было. И самое главное, именно сейчас я не могу остановиться,

чтобы элементарно сесть рядом с теми, кто хоть немного понимает в устройстве этого мира и попытаться эти знания у них перенять. Потому что остановиться сейчас, когда на меня объявлена полноценная охота, вот это верх идиотизма. Просто нужно сейчас запомнить, что необходимо по возможности не показывать, глубину своих познаний посторонним людям.

— Я бы хотел кое-что уточнить, — я пристально посмотрел прямо в черные глаза, пытаясь понять, можно ли у него что-то спрашивать или все же нет, и здесь и сейчас Магистр Райс преследует какую-то свою цель.

— Спрашивайте, — он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. — Я постараюсь ответить так полно, как только смогу.

— Что происходит с Ложами? — я задал единственный вопрос, который меня интересовал на выходе из участка, и который я, собственно, и хотел задать Гасти, когда его Магистр нас прервал.

Глава 27

— Что происходит с Ложами? — я задал единственный вопрос, который меня интересовал на выходе из участка, который, собственно, я и хотел задать Гасти.

— А что происходит с Ложами? — Магистр Райс рассмеялся, но как-то неестественно. Внезапно из-за двери кабинета, в котором мы расположились, раздался приглушенный шум: звяканье и крепкая ругань. Эриксон нахмурился и внимательно посмотрел в ту сторону. Шум стих так же внезапно, как и начался, и Магистр немного успокоился, или сделал вид, что успокоился и снова повернулся ко мне, продолжая прерванный разговор. А вот мои дружинники, похоже, не расслаблялись ни на секунду, и их этот странный шум встревожил куда больше, нежели хозяина кабинета. Эриксон на мгновение задумался и почти весело проговорил: — А нет больше никакой основной шестерки Лож. Пройдет еще все лишь одна неделя, максимум две, и саму структуру Лож упразднят законом, принятым кворумом Совета. Этот вопрос они не назвали важным, поэтому им не нужны все тринадцать, чтобы принять решение. После этого все, кто имеет к Ложам сейчас хоть какое-то отношение, превратятся в обычных преступников. Сначала, правда, Совет хотел проникнуть во все властные структуры каждой из шести Лож, чтобы их контролировать. Но не получилось: Ложа воров не функционирует как следует — все попрятались по норам, в ожидании того, что Иельна прекратит болтаться не пойми где в сомнительной компании, и примет, наконец, власть, как единственный мастер воров четвертой высшей ступени, оставшийся в живых. Всех остальных мастеров четвертой ступени и выше или вырезали буквально за неделю потихоньку, или сожгли вместе с моим дядей в его же собственном доме. Но пока жива Иельна, никто не в праве претендовать на этот своеобразный трон — некому на него претендовать. Так прописано магическим законом, которым прописано и о передаче власти в Ложе Лорена. Но Лорена так и не схватили те, кто в этом был крайне заинтересован, и Две сильнейшие Ложи до сих пор остаются без своих Магистров, которые поставлены во главе этих образований совсем не просто так. Ложи просто не могут существовать без Магистра, но ни убийцы, ни воры найти их не могут — ни для того чтобы привлечь, наконец, к управлению, ни чтобы просто ликвидировать. Поэтому Совет бессилен хоть как-то подчинить их себе, а герцоги не любят проигрывать. Вот они и решили — раз мы не можем прижать их к ногтю и заставить подчиняться нашим ставленникам, значит, никто не сможет этого сделать, не рискуя в итоге оказаться в петле или на рудниках — вот где всегда им будут рады до безумия. Да еще нищие, после убийства их Магистра начали внутреннюю грызню, и им не до вмешательства Совета, который они всегда вертели на своем детородном органе. Торговцы закрылись сами и ушли в подполье, потому что без убийц, которые их защищали и воров, которые зачастую выполняли очень деликатные и дорогие заказы они никто. Лекарей вырезали подчистую по указке Совета, по ложному доносу, обвинив их в том, что они скрывают опасного преступника. Правда никто так и не понял, какого именно преступника, потому что имя озвучено не было. Если они Лорена имели в виду, так это не преступник, а действующий Магистр еще пока вполне легитимной Ложи, которая, между прочим, вполне неплохой налог платит ежегодно в казну. — В коридоре снова раздался шум, и Эриксон, нахмурившись, замолчал. Он больше не поворачивался в ту сторону, но было видно, что этот шум все-таки не остался им незамеченным. Я решил его поторопить, чтобы получить ответы хотя бы на некоторые свои вопросы.

— А вы?

— А мы понятие весьма и весьма абстрактное. Никто не знает, сколько нас, кто именно состоит в моей Ложе. Знают только Магистра, через которого идут связи с остальными членами или решаются вопросы на высшем уровне. Мы везде. Мы уши и глаза Аувесвайна.

— И его головная боль, — невесело хмыкнул я. — Магистр, неужели вы думаете, что после того, что сделали с вашим братом и дядей, вам позволят существовать в прежнем качестве? И вы сами только что сказали, что без Магистра Ложа просто не будет существовать, а будут существовать слишком внимательные мужчины и женщины, которым будет даже не с кем поделиться своими наблюдениями.

— Конечно, эта мысль приходила мне в голову, но есть небольшой нюанс: как бы нас не прозвали и какую бы роль для нас не придумали члены нового Совета, указом трехсотлетней давности мы неприкасаемы для герцогов и в открытую войну с нами никто в здравом уме не вступит. Мы слишком много знаем, чтобы хоть кто-то в здравом уме решил так рискнуть.

— Любые бумаги могут сгореть, — отметил я, глядя на задумчивого Эриксона.

— А кто сказал, что самые сокровенные свои тайны мы храним на бумаге, герцог?