Даром
Шрифт:
— Ч-что? Ксюша?
— Говорю же, она. Я хотел сразу звонить в полицию, но все-таки… подумал, лучше сначала вам. Ну, вы же мне тогда помогли, вот я и решил… Так чего мне делать?
Ошарашенно трясу головой. Наша хохотушка Ксения пыталась нанять киллера? Что вообще происходит?
— Так чего, я звоню в полицию? — гундосит дядька.
— Нет, — собственный голос слышится как чужой. — Не надо звонить в полицию. Спасибо, что обратились ко мне. Я с этим разберусь. Всего вам доброго.
С минуту сижу, тупо глядя перед собой. Потом рывком встаю и выхожу в общий офис. Ксения как ни в чем не бывало болтает с Ниной Львовной, в руках — кружка с чаем. Бежевый пиджак, все верно. В самом ли деле эта женщина задумала убийство? Может, кто-то просто назвался ее именем? Или дядька с какого-то перепугу все выдумал?
Говорю Ксении:
— В мой кабинет. Сейчас.
— Но у меня выезд к клиенту, машина подъезжает…
— Я сказал — сейчас!
Сотрудники провожают нас удивленными взглядами — обычно я разговариваю не так. Но обычно домохозяйки и киллеров не нанимают.
В кабинете сразу накидываюсь на Ксюшу:
— Ты соображаешь, что ты наделала? Ты вообще соображаешь что-нибудь?
Она молчит, но по глазам вижу: понимает, о чем я говорю. До этого момента еще можно было надеяться, что случилась ошибка, кто-то просто представился нашей Ксюшей.
— Думаешь, я стану тебя отмазывать? Или что ты ничего не сделала, только языком молола? Это подстрекательство к убийству, Ксения! Это серьезная статья и реальный срок, без вариантов! Тюрьмы и раньше были не курорт, а теперь там вовсе никто не разбирается, темный у тебя Дар или нет. Чуть что, сразу в изолятор два на два метра! О себе не думаешь — хотя бы о детях подумала? Хочешь, чтобы они в детдоме росли?
Ксюша слушает с неподвижным лицом, а потом вдруг без предупреждения начинает рыдать:
— Саня, прости-и!.. Просто я так больше не могу-у! Нет сил моих жить так дальше! Хочу, чтобы эта тварь сдохла, и все стало как ра-аньше! Ненавижу, ненавижу эту дрянь!
Ну что ты будешь делать… Не мужик же — в дычу не съездишь в воспитательных целях. Да и вопрос слишком серьезный, это не хамство проблемному клиенту и не мат на работе… Ксения не только себя подставила, но и нас всех — данные о Даре клиента она взяла из нашей служебной базы, а вообще-то это личная информация, и хранить ее вот так мы не имели права.
Подаю бутылочку с минералкой. Ксения жадно пьет, проливая половину воды на злополучный бежевый пиджак.
— Ладно, рассказывай, чего у тебя стряслось.
Выслушиваю старую как мир историю. С какого-то момента Ксюша уже не могла заставлять себя верить, что у бухгалтера бывает столько ночных смен подряд. Впрочем, благоверный особо и не шифровался — пароль к телефону удалось подобрать со второй попытки. Ну а чего стараться, ведь жена никуда не денется. Двое детей…
— В ней все дело, в нимфе этой поганой, — рыдает Ксюша. — Она его приворожила как-то, не знаю… Если бы не она… Он бы никогда. Я ночами не спала, думала — вот сдохнет эта тварь, и все снова станет хорошо. Как земля таких носит?! У нас же дети! Что мне еще было делать?
Качаю головой и излагаю свою жизненную философию:
— Я не могу за тебя решить, что тебе делать. Но твой муж и… та женщина — с этим ты ничего поделать не можешь. Это от тебя не зависит. Напрасно ты направляешь свои эмоции на них. Зря тратишь энергию и делаешь себе же хуже. Потому что единственный, над кем ты действительно имеешь контроль — ты сама. И вот его-то ты и потеряла. Ты могла найти в себе силы принять эту ситуацию или уйти из нее — сделать какой-то выбор. А не вляпываться в уголовку по-глупому. Тебе очень повезло, что этот человек позвонил не в полицию, как должен был, а сначала мне.
— Что теперь будет? — потерянно спрашивает Ксюша.
— С тобой? Не знаю. Это твоя жизнь, делай что хочешь с ней. А я контролирую только собственные убеждения и поступки. Своих я не сдаю, потому в полицию сообщать не буду. Но те, кто меня подставляет, мне больше не свои. Сейчас попрошу Катю собрать твои вещи, ты заберешь их, уйдешь и больше никогда сюда не вернешься. Акты на подпись курьером передам, деньги на карту придут. У меня все.
Ксения шевелит губами, как рыба, потом выдавливает:
— Я не могу потерять работу. Это все, что у меня есть.
— Тогда не стоило так свою работу подставлять. Тебе плевать, ты даже не подумала, что если бы тот дядька сообщил в полицию, нашу фирму прикрыли бы. Мне бы больше никто не выделил полицейских контрактов, несмотря на уникальный Дар и все прошлые заслуги. Пришлось бы идти в дворники. Так что работу ты потеряла.
— Но, Саня, а что мне было делать? — Ксения хлопает зареванными глазами. — Я же пробовала отвороты… вот только они не работают, Дар не меняет других. Читала в одной группе, есть одна женщина, она умеет… сны такие особенные насылать, после которых… что-то в человеке сдвигается. Я даже телефон нашла, но он не отвечает, выключен.
— Та-ак, — подбираюсь. — Особенные сны, значит… Садись-ка сюда, к моему компу. Давай, вспоминай все. Какая группа, какой телефон, кто что писал, все подробности. Да хорош рыдать уже, соберись. Вот сейчас, наконец, кое-что зависит от нас.
* * *
Стучу кулаком в металлическую дверь. Никакого ответа, ни малейшего даже движения внутри угрюмого, облицованного скучными серыми плитами дома.
Этот адрес раскопал для меня айтишник из «Марии» — переписка насчет наведения сна, вызывающего определенные эмоции, шла отсюда. Десять дней назад. Кто-то, находящийся в этом доме, писал в группе обиженных жен, что такое возможно… за известную плату. А потом ушел со связи.
Снова стучу. Ответа нет. Мертвая какая-то тишина, глухая, как вата.
По пути сюда — в пригород всего-то в пяти километрах от границы города — я так и эдак прикидывал, но по-любому выходило, что даже с учетом всех моих заслуг ордера на обыск я не добьюсь. Слишком слабые основания — связь этого дома с пропавшей Алиной совсем призрачная. Парни из полиции только покрутят пальцем у виска, Леха посоветует подлечить нервишки. Как максимум пришлют участкового с проверкой, но хозяева имеют право не пустить его в дом — и если Алина там, чем это обернется для нее?