Даром
Шрифт:
— Понятно. Далеко до них ехать, до автономщиков этих?
— Часов пять-шесть на моторе. Завтра с утречка пораньше выйдем — к ночи вернемся. Только бы погода не испортилась. У тебя шмотки теплые?
— Да, спортивные, под зимнюю рыбалку.
— Вот и славно. У меня катер с навесом, яхта, считай, — Серега добродушно усмехается. — А все одно продрогнем, это как пить дать. Я термос прихвачу и бутеры. Встречаемся в шесть на пристани. Вон она, под окном, не промахнешься.
— Заметано, — я поднял кружку с пивом. — Ну, за успех нашего безнадежного дела!
По реке за окном ползет баржа, груженная бревнами.
— Ты только учти, что на реке связь пропадет почти сразу, — говорит Серега. — Если кому позвонить, это лучше из города.
Киваю. На работу я отзвонился еще днем — не оставлять же сотрудников без руководящих указаний. С текучкой Катя уверенно справлялась и без меня, а если что-то сложное, подождет пару дней. Тем более что резких кадровых перемен у нас так и не случилось — Ксюшу я для порядка еще поплющил, а потом простил и оставил на работе. Как бы ни был чудовищен ее поступок, его последствия вышли благоприятными: Ксюша хотела убить одного человека, а в результате помогла спасти другого. Я на досуге полистал брошюрки, прихваченные в буддийском хуруле, и с удивлением узнал, что в этой доктрине карма начисляется по фактическому результату того или иного деяния. То есть за одинаковые поступки, если они привели к разным последствиям, бонусы на кармический счет капают исходя из последствий. Такая вот духовная бухгалтерия. Мне понравилось — слишком много я видел благих намерений, ведущих известно куда.
— Слышь, Саня, а можно… ну, у меня вопросец есть один… Не по делу. Личного, как говорится, свойства.
Оттопыренные уши Сереги наливаются рубиновым.
— Конечно, не проблема! Задавай.
— Ну, я тут это… Всех спрашиваю, вдруг однажды свезет… Оно, конечно, неловко, но под лежачий камень, как говорится, и вода не течет. У тебя нету знакомых, ну, эта, в издательствах каких-нибудь?
— Надо подумать, по склерозникам полазить. Так сразу что-то не соображу.
— А то я тут, ну, стихи пишу понемногу, — Серега шустро достает из портфеля увесистую пачку распечаток. Ничего себе «понемногу». — Мне вот опубликоваться бы… У нас-то тут… Ты прикинь, в Союз Писателей только с публикациями принимают, а публикуют только членов Союза Писателей. Ну, я подумал, вдруг у вас как-то попроще с этим делом… Мне бы в сборничек какой попасть, или в журнал… Хоть пару-тройку стишат выпустить бы в бумаге.
Провожаю глазами баржу за окном. Врать и обещать лишнего не люблю. Но как откажешь человеку, с которым завтра предстоит двенадцать часов плыть в одной лодке…
— Лады, Серега. Оставь мне распечатки пока. Вернемся — подумаю, что можно сделать.
* * *
— А здесь у нас раньше грузовой порт был! — кричит Серёга сквозь рёв мотора и шум встречного ветра. — Что в Первую, что во Вторую мировую войны корабли неделями на рейде стояли, очереди ждали на разгрузку. Хотя работа кипела круглосуточно.
Плохо вяжется эта история с заболоченными, заросшими ивняком берегами — кажется, туда и вовсе не ступала нога человека. Хотя, если присмотреться, кое-где торчат то бетонные, то деревянные руины пристаней.
— У нас досюда ажно трамвай городской ходил. Летом подвесной мост для него наводили, зимой по льду рельсы прокладывали, — любовь к родному краю снова заставляет Серегу перекрикивать мотор. — Ты прикинь, в разгар Первой мировой его строили! Самый северный в мире трамвай был тогда, гордость города. Весь двадцатый век ходил по расписанию, только в реформы его профукали… недавно как раз рельсы последние поснимали. В наших краях много интересного было вообще. И арктические экспедиции отсюда отправлялись, и протопопа Аввакума здесь сожгли, и в интервенцию тот еще балаган был — веселый и страшный. Казалось бы, материала на сто романов… а никто не пишет, ты прикинь? Сам сочиняю понемногу про Гражданку, как беляки у нас демократическое общество строили одновременно с концлагерями и между собой собачились почем зря; так ведь не опубликуют же…
Наконец краеведческий пыл Сереги иссякает, и мы в молчании плывем мимо пустынных островов. Пару раз навстречу попадаются моторки да изредка мелькают крыши домиков. Однажды навстречу проползла груженная лесом баржа. Про холод Серега не соврал — несмотря на солнышко, речной ветер пробирает до костей сквозь все слои мембраны и из чего там еще шьют теперь спортивную одежду; затягивающиеся манжеты и клапаны не помогают. Когда мне кажется, что мы покинули пределы обитаемой вселенной и направляемся, наверно, но следам какой-нибудь затерянной арктической экспедиции, Серега указывает на спрятанный в кустах деревянный причал:
— Вот досюда рейсовый теплоход дважды в день ходит. А дальше все, только своим ходом. Три часа — и достигнем границы моего участка.
— Но мы же раньше остановимся где-нибудь?
— А то! Выберем островок посуше…
Серегино «посуше» означает, что в болото на берегу проваливаешься не по пояс, а всего-то по щиколотку. Но все равно ужасно приятно размять затекшие ноги, да и чай в термосе заварен на славу. Вот только откуда этот низкий глубокий гул?
— Серега, тут что, трубы остались от завода какого-нибудь?
— Трубы? Да ты чо! Это ветер в ивах шумит. С непривычки многих подмораживает, а местные уже и внимания не обращают.
Пожалуй, пока мотор молчит, стоит обсудить и серьезные вопросы:
— А кто у них за главного там, у этих автономщиков?
— Товарищ Кедров. Серьезный мужик, как говорится, себе на уме. Крут, однако берега не путает. Прогнуть его не прогнешь, но договориться можно.
— А он нас впустит вообще? Разрешит поболтать с пацаном? Вот так, без ордера…
Сам понимаю, что мои слова звучат глупо. В этой глуши документы с любыми печатями имеют значение разве что как хреновая замена туалетной бумаги.
— Я ему скажу пару слов, и впустит как миленький, — лукаво улыбается Серега. — Это ж название только такое гордое — автономщики. Если бы они в самом деле ушкуи и карбасы без единого гвоздя умели мастерить, как мои прадеды-поморы… На моторках ходят, то есть топливо нужно постоянно. А нефтяных скважин нам на Севера не завезли. Так что берут автономщики горючку на одной тут нефтебазе… ну как берут… У нас говорят — дешева рыба на чужом блюде. В общем, можно там дело о хищении возбудить, а можно и с пониманием, как говорится, отнестись — надо же людям где-то брать бензин и соляру. Если и они нам навстречу пойдут, в свою очередь… Короче, не парься, разговор с пацаном я тебе выторгую. Правда, увезти его с собой только с разрешения отца можно — он же несовершеннолетний. Ну да посмотрим, как пойдет. Только вот что еще. Места тут, сам понимаешь… На вот, возьми. Пользоваться умеешь?
Серега достает из сумки пистолет Макарова и протягивает мне рукоятью вперед.
— Да кто ж Макара не знает…
Один из бонусов для волонтера полиции — бесплатный и неограниченный доступ к тиру, и я пользовался им по полной программе — надо же как-то выпускать пар. Освоил все популярные модели пистолетов и автоматов. Даже из антикварного маузера как-то довелось пострелять.
— Ладно, поехали, — говорит Серега. — Нам бы обернуться, чтобы к ночи дома быть…
К следующему, последнему привалу убеждаю себя, что козыри, которые есть у напарника в рукаве, лучше бы знать, и рассказываю Сереге про свой Дар. Конечно, не хочется раскрывать свои карты без крайней необходимости. А тут вроде и нет этой крайней, всего делов-то — поговорить с одним пацаном. Но мало ли как оно пойдет.