Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

Jamique

Рина теряла. Несколько раз. Она была самая слабая из них. Физически. Мара в несколько десятков раз сильней. А уж они с Риком…

Вот только марафон выиграла она. Такая форма тренировки. Уже почти взрослых. На выносливость. Забрасываешь на определённую планету. На этой планете с помощью дроидов-убийц, разного рода техники, а главное самих приятелей-одногруппников и мастеров за каждым по очереди ведётся охота. Без передышки. Без возможности спать, есть, пить. И почти использовать Силу. Потому что её блокировали одногруппники и мастера. Пока не свалишься. Соответственно,

пока условно не убьют. И тебя не отнесут в лазарет. Это было элементарно и ясно. Потому что мастера ещё в их пять-шесть лет отслеживали ложное «я не могу». И доказывали, что могут. Понятно доказывали. С тех пор «не могу» для них означало смерть. Всё просто.

Им было тогда по четырнадцать-семнадцать. Буйный возраст. Он сидел с Риком в общей каюте. Глядел на болтовню двух девчонок. И обронил:

— Ученица Вейдера…

Он помнит, как Рина вскинула голову. Мара была проще. И грубей. Она в высокохудожественных выражениях за пять минут рассказала ему всю его забрачью генеалогию. Она всегда покровительствовала более слабой подруге. Рина молчала. Смотрела. Два провала тёмных глаз. Потом опустила взгляд. На планете её марафон был последним. Она продержалась четверо суток. Упала как труп. А когда он, чья очередь была, остановив дроидов, подошёл к трупу, труп ожил, вскочил и полоснул его мечом.

Он мог поклясться, что сознание до этого она потеряла всерьёз.

А потом ему уже рассказали. На больничной койке. Она полоснула его по груди. Тренировочным. Хотя использовали боевой. Переключила. После того, как он рухнул от болевого ожога, она переполовинила дроидов уже боевым. А последний обесточила и перепрограммировала. На сигнал: охота закончена. Всё в порядке. Перетащила всё в лес. Расстреляла в упор парализующими бригаду подмоги. Взяла корабль и улетела. Около суток была в гипере. Когда вернулась, пришла к императору и поинтересовалась, в достаточную ли норму она смогла привести сама себя.

Тот только головой покачал.

— Для того, что ты с собой сделала — в достаточную.

И тут же отправил в лазарет.

У неё был надорван весь организм. Настоящим образом. Потом император их всех учил использовать для самолечения их собственную Силу.

Она выиграла марафон не потому, что продержалась дольше. При помощи даже заблокированной Силы можно много преодолеть. Всё равно что-то остаётся. Он с Риком смогли по шести. Мара — пять.

Рина выиграла потому, что смогла уйти. Выжить. А остальных убили.

— Вы изначально полагали, что она слабей вас, — пояснил им мастер. — Что она свалится раньше. Что её легче будет убить. Это она и использовала. А вы на этом попались.

Когда они летели обратно, он пришёл к ней. Она всё ещё лежала. Постоял в дверях. Сказал:

— Ученица Вейдера.

Поклонился и вышел.

С тех пор они дружили. На четверых.

Всего в их группе было одиннадцать. Старшая группа. Самая старшая. Первая после уничтожения Храма. После выздоровления от смерти лорда Вейдера. Когда появилось время, желание, смысл.

Их искали целенаправленно, но не параноидально. «Если ребёнок сильный, мы его заметим», — говорил Палпатин. Где бы он ни

был. И когда бы он себя не проявил. В сущности, их группа набиралась постепенно. От трёх до пяти. Их привозили на Корускант в возрасте от трёх до пяти лет. Император считал, что в это время происходит самый сильный выброс способностей. Если они есть. Не в младенчестве. Именно на грани сознающего себя возраста. И, кажется, он был настроен на то, чтобы этот первый, закладывающий душу возраст они проводили вне Корусканта. И вне обучения. В семье, в подворотне, в больнице, на войне. Половина детей была с воюющих планет. Вторая половина так или иначе испытала эмоциональный нокаут. И сумела встать.

Он-то был ребёнком нижних ярусов. Коренным жителем Корусканта. Отловили стандартно: в мусорной яме во время зачисток. На протяжении первых лет Империи реорганизованные силы правопорядка были заняты методичным освобождением дна столицы от преступного элемента. Зачистка шла чётко, распланировано, методично. Закончена была, в сущности, только через десять лет. Но закончена не формально и не показушно. Всерьёз. Весь преступный элемент, который смог убежать до отлова, переместился на периферию галактики. Центр Империи неожиданно стал одной из самых безопасных планет. Неожиданно, потому что такое вот уже тысячу лет никому даже не снилось.

А его отловили на третий год. То, что он одарённый, понять было просто. Штурмовиков он двинул. Но это были не просто люди — клоны. Спокойные и неистеричные. У них начисто отсутствовала аллергия на одарённых. Мальчишку аккуратно взяли за рога и доставили во дворец. Тийен это запомнил, и до сих пор вспоминал с усмешкой. В Империал-сити было утро, в не слишком большую, но для него тогда слишком просторную комнату вошёл старик в утреннем аккуратном халате. Остановился. Посмотрел на него. В ответ он увидел сверкающий взгляд зверёныша. Неожиданно легко рассмеялся.

— Можете идти, — сказал штурмовикам. — Это не джедаёнок.

Едва штурмовики вышли, старик взял его за плечо и получил попытку двинуть его в бок рогатой головой. Попытка не удалась. Старик оказался на удивление лёгким в движениях. И очень сильным.

— Ну-ну, мы эти приёмы знаем, — сказал он и железной рукой увёл его в ванную. И отбил ещё одну попытку: двинуть, как и штурмовиков, мозгами. С тем же железным спокойствием. Кажется, ещё ничему мальчишка так не сопротивлялся, как резервуару воды. Он отчаянно и ожесточённо брыкался и вопил. Любые пытки казались игрушками перед чем-то неведомым, прозрачным и чуждым. Старик сам оказался в воде и мыле, пока его вымыл.

Потом коротко рассмеялся.

— Ну, — спросил он, садясь на пластиковый стул в ванной. — Я тебя совсем убил или всё-таки рога остались?

Он подумал. Ничего, кроме странного ощущения, будто с него смыли кожу, у него не было. Ощущение непривычное, но не болезненное. При этом он не знал, куда девать руки и ноги и что делать со ставшей слишком тонкой кожей.

Старик вытащил его из ванной, вытер, одел во что-то столь же слишком лёгкое и со странным запахом. Похожим на запах той пены, которой его мыли. А потом накормил.