Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
— Привыкай. Ситхи.
— Идиоты.
— Ситхи.
— Идиоты. Ты — идиотка. Ты вообще ничего не понимаешь. Ты вообще не способна… Ты ещё не забыла, что я говорил тебе несколько минут назад? Мы не служим Силе, мы её направляем.
— В смысле умиротворения?
— В смысле жизни. Поддержания порождения жизни, а не её уничтожения. Мы… мы слушаем Силу и помогаем её ровному течению…
— Фрррр…
— Что?
— А не одно и то же мы говорим, братец? Прогибание под Силу — или же помощь ей во имя её же? Молчи. «Мы направляем Силу» Ага. А мне показалось наоборот. Только что. Когда ты двинул меня и как зомби, пошёл по программе. «Я должен сделать то, что начали до меня», — она рассмеялась. — Знаешь, в чём пакость сдачи? Однажды ты подчинишься. Только однажды.
— Сила не подчиняет…
— А боги несут благо в созданный ими мир. Я никогда не спорила с религиями древних. Конечно, благо. Для себя. Убирая квартиру, невольно смахнёшь тараканов. Религии давних времён честны. Они говорят о законе, о подчинении, о жизни в жёстких рамках правил, поставленных высшим существом. Сильней, что ли, были… или проще. А потом наступила эра трусливых душ, которым казалось необходимым уверить себя, что творец есть любовь…
— Да при чём здесь религии древних?
— Да при матрице, которая вечно одна. Что боги, что Сила, что цивилизация, что древность. Всегда слабость, подчинение и ложь. И такое вот страстное добровольное желание — чтобы управляли — тобою. Бог есть любовь. Только почему-то ад существует. Поток Силы есть животворный океан, дающий жизнь, ко всем безличный, безразличный. И однако уничтожают всех, кто заколебал Силу. Руками верных её служителей. Слушайте Силу, джедаи. Она укажет вам путь. И обеспечит долгую головную боль, если что не по Силе. И сами побежите, да ещё с огнём в глазах: это кто тут осмелился устроить магнитные бури? У нас падаванчики дохнут! Лучше бы вы этих падаванчиков научили держать удар. Терпеть головную боль. И отвечать ударом. А не смогут — пусть дохнут. Их проблема. Их жизнь. Вами управляют, джедаи. Вас элементарно имеют. Вы не переносите боль. И после первого же плевка вам в лицо от Великой Силы кричите: наступает Тьма! Да, господин, сейчас господин, мы обязательно сделаем так, чтобы нам было хорошо. Чтобы нам было светло, чтобы нас не мотало, мы же теряем ориентировку, мы же заплутаем, погибнем в этой тьме…
Как же вы ненавидите нас. Ведь вас из-за нас бьют, хоть вы, клянусь небом, стараетесь быть хорошими…
Он ударил её кулаком. В лицо. Она не задержала удар. Кулак врезался в скулу, вмялся. Стук кости о кость. Хруст.
Она рассмеялась.
— Вот так оно лучше. Только бить тебе надо себя. За своё добровольное рабство.
Он отступил.
— Знаешь, что правит миром и живыми существами в нём? Идеальный рычаг. Лучший принцип. Избегая боли, — она улыбнулась. — Сделай так, чтобы за то, что тебе наносит вред, живое существо испытывало боль. И тогда оно будет твоим союзником. Твоим добровольным рабом. Потому что оно искренне будет знать, что такое хорошо и что такое плохо. То, что приносит божеству или великой силе вред — отдаётся болью в костях тех, кем он правит. Что приносит ему силу — даёт управляемым массу приятных ощущений. Они же ведь часть её. И вот уже живое существо контролирует самого себя. Вот оно знает, что такое правильный путь. Что такое праведность. И что такое грех. Правильный путь: избегая боли. Иди в объятия мамочки. И она…
— Ложь. Ты слышала что-то о преодолении искушения? Или о том, как бывает трудно превозмочь себя…
— И стать рабом. Знаю. Конечно, трудно. В первый момент просто невыносимо добровольно отдать себя в рабство. Как женщине первое время трудно расслабиться и получать удовольствие от того, кто её имеет. Вот поэтому вы выдумали любовь. Быть в рабстве у того, кого любишь — вроде бы даже и героизм. По крайней мере, благо. А вот то, что твой горячо любимый отбирает у тебя же — тебя — и заменяет твою волю — собой…
Понимаешь ли, в чём дело. Если кто-то хочет помогать, защищать, давать, обогащать живущих вокруг — он это сможет сделать и без Великой Силы. От себя. Но этого у вас как раз и нельзя. Считается гордыней. Джедай ничего не делает себя — всё от Силы. Ничего хорошего дрожащая подведомственная тварь сделать не сможет. У неё ничего лично хорошего-то
Оби-Ван нашёл стул и сел.
— Заткнись, — сказал он безнадёжно. — А человек действительно несовершенен.
— И в нём действительно много дерьма, — кивнула Рина. — А в некоторых вообще ничего, кроме него. Но забавно бывает, когда вот вышвыривают нас в мир, таких слабых, таких несовершенных. Сознательно делая несовершенными — понимаешь? А потом нами же что-то делают с этим миром. И предлагают вымести грязь, которую сами же в нас запхали, дать силу, которой лишили, дать возможности, которые заложены лишь тоской по ним, дать вроде бы полноценность… Всё не твоё — того, кто взамен предлагает добровольно принять его власть и твоё рабство. Во всех религиях миров, — она улыбнулась ему, — боги попримитивней просто захватывают, а вот посложней предлагают подчиниться — добровольно. В этом и заключается суть свободы. Подчиняйся. Или падай в боль.
— Ты опять…
— Да, опять. Уж больно наглядно. Религия — отражение восприятия мира. На той стадии и для тех смыслов, — она задумчиво смотрела перед собой. — Проще, понятней. Но всё так и осталось. С религией или без. Просто религия проговаривала это очень правдиво. Практически давала ключ к разгадке поведения живых существ и миров. А сейчас… Ну, никто ни во что не верит. Ну и что? Всё равно, так или иначе живые существа вечно избегают боли. И таким образом связывают и регулируют сами себя.
— Это говоришь ты или Палпатин?
— Я. Мастер это уже давно понял. А я слишком молодая. И меня от этого тошнит. А он просто с эти воюет.
— С чем?
— С миром Великой Силы, — она усмехнулась. — Сначала воевал с джедаями, поскольку вы нас убивали. А теперь вот пришёл черёд…
— Сумасшедший.
— Ага. Особенно если учесть, что четверть века назад Великая Сила говорила с Йодой голосом Куай-Гона.
— Ничего не понимаю.
— Я тоже. Но я чувствую, как нас имеют во все дырки. Мне это ощущение не нравится. А тебе?
— Это мы, — сказал Оби-Ван каким-то невменяемым тоном. — Не Великая Сила, а мы. И мы стали сильнее.
Мара
Мара провела пальцами по вискам и сухо усмехнулась. Работа, работа, работа… концентрация, жизнь. Она жила среди круговерти событий — боец отряда, ведомого императором в бой. Она знала, что идёт война, она ощущала её, она ею жила. Вот чего не хватало, так долго. Боя, определённости, жизни. Кисель какой-то на протяжении многих лет. Шебуршание. Вытяжка из жизни. Глухие подпольные течения… не по ней.
А потом император вновь разобрался во всём и занял надлежащее ему место. Координатор, полководец, мастер.
Она вдруг улыбнулась. Улыбка вышла внезапной и яркой. Увидел бы кто её враз ставшее юным лицо — влюбился. А всего-то…
Она никогда не любила старшего ученика императора, главнокомандующего войск и Тёмного лорда ситхов Дарта Вейдера. И никогда не считала его своим мастером. Потому что… тот просто не мог ей ничего дать. То ли похожи. То ли одинаково неуступчивы и горды. То ли одинаково сильно привязаны к одному человеку. То ли просто не совместимы. Но девчонкой она шипела и плевалась, и отказывалась учиться у него. А когда всё-таки приходилось, то это было либо глухое высокомерие, либо реальный бой. Приходилось всерьёз бить, чтобы остановить неистовую девчонку, которая с холодным бешенством в глазах норовила разрезать мечом что-то из системы жизнеобеспечения Тёмного лорда. И как же она любила знать лучше, уметь больше, оказываться осведомлённей — пусть в тех областях, до которых Тёмному лорду не было никакого дела. Или же быть умелей в тех вещах, которые были для того затруднительны из-за физического состояния. И как же она бесилась из-за того, что титул «Тёмный лорд» носит какой-то там первый ученик, не император. Ведь по всем канонам, именно он глава, он верховный ситх, он их повелитель…