Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

Jamique

— А от совершенного — к ещё более совершенному? — поинтересовался Йода.

— Что-то во мне осталось от смертного, — извиняющимся тоном произнёс Рэклиат. — Несовершенство мира, энтропия, смерть, и вообще всяческое преодоление всяческого дерьма почему-то крепко засело у меня в голове как необходимая составляющая жизни. Как вы думаете, это вкоренённый в меня пессимизм? Когда я считаю, что живому для того, чтобы не застыть на месте, нужен мощный стимул? Причём отнюдь не плана «а мы могли бы лучше», а хороший пинок под зад. Если есть совершенство — вряд ли кто-то дёрнется, чтобы усовершенствовать его ещё. Это бессмысленно. Это не нужно. Может, дуализм мира необходим для того, чтобы мир развивался? Солнца светят, потому что есть чёрная космическая пустота. Жар ощущается, потому что есть холод. И счастье для каждого своё, но всегда — в сравнении с ущербом.

— Мудрёно ты говоришь, — ухмыльнулся зелёный гремлин.

— Мудрёно, — согласился Рэк. — И до меня эту сентенцию изрекали миллионы…

— А ещё есть скука.

— Простите?

— Скука, — пошевелил ушами гремлин. — Обычная скука. Тоже стимул. Для тех, кто ещё жив.

— Гм.

— Мммум, — ответил гремлин.

— С вами приятно беседовать.

— Хм.

Рэклиат рассмеялся.

— Полного сбора и близко нет, — сказал он, оглядев зал собраний.

— Да, — ответило существо. — Не торопятся.

— Или не могут.

— Мне всегда хотелось поговорить с вами, — сказал Рэк. — Не возражаете?

— Пожалуй.

Они прошли дальше ото всех, в угол зала. Зелёное существо двигалось легко. Наслоения возраста смыты вечностью. Лёгкость.

— Как ваше здоровье? — спросил Рэк.

— Не жалуюсь, — ответил гремлин.

Разговор идиотский, и более чем. Обычные формульные фразы, конечно, надолго застревали здесь. Но спрашивать существо, живущее в вечности, о состоянии его здоровья — всё равно что осведомляться о самочувствии у покойника.

Интересная аналогия. С покойником.

Верная.

— Я подумал, — сказал он, глядя в тёмные глаза гремлина, — о странной ассоциации. Обычно смерть тела и выход, гм, души в вечность всё-таки разводят. Точней, даже противопоставляют. Как бы грубое материальное тело не может долго продолжать существовать. Разрушается. И в этом заключён ущерб несовершенного мира. Но душа может существовать вечно. И это круто. Вот когда сможет и тело…

— А Кеноби всё-таки перешёл целиком или не сумел?

Рэк взглянул на гремлина. Гремлину было любопытно. Более чем любопытно. В тёмных глазах в глубине плясали жёлтые огненные точки.

— Хотел целиком, — усмехнулся Рэк. — Мы хотели. Такова была задумка, таков был расчёт. Наш расчёт, — он любезно улыбнулся Йоде. — Но Кеноби примитивно умер. Было очень неприятно. Профессиональный облом. Что-то во внутренней структуре его личности не дало ему совершить полную трансформу.

— А, — сказал Йода. — Страсти какие, — абсолютно бесстрастно добавил он.

— Да?

— Да.

— В любой деятельности есть как удачи, так и провалы, — светски прокомментировал, переждав паузу, Рэклиат. — Мелкие помехи и крупные обломы. В общем, мы привыкли, — он улыбнулся. — Как всегда, никто не рассчитывает на стопроцентное КПД.

— А я вот переместился полностью, — задумчиво проговорил Йода.

— Бывает.

Зелёный гремлин взглянул на него с уровня плинтуса.

— Да, — сказал Рэк и внезапно заговорил на языке своего детства при жизни. — Вообще, ваше долголетие вызывало у нас огромное уважение. Связанное с удивлением, — он быстро улыбнулся. — Мало кто из существ так искусно сопротивлялся смерти… Палпатин ещё, наверно. Господин старший ситх живёт уже почти четыреста лет, вы в курсе?

— Подозревал.

— Да, тоже колоссальные способности к регенерации на клеточном уровне. Прямо-таки приручил мидихлориан и науськал их на прочие клетки. Мидики ему клетки чистили, как вольеры для животных…

Йода хихикнул.

— А ещё он использовал именно преобразованную энергию мидихлориан. Вторичную, так сказать, выработку. Не чистую энергию Силы.

— А я — чистую.

— Знаю.

— Великолепно.

Ощущения странные. Там, на Дагоба. Только что был вполне здоров. На том уровне, на котором я привык ощущать своё здоровье. И вдруг провалился. В смерть. Ударили под дых. Выбили основу. Упал сквозь туман… Резко, неостановимо. Вместо здоровья — слабость и дурнота. А потом мир вокруг стал прозрачным и нечётким. И, сквозь него… падение.

— Люк Скайокер очень удивился.

— Я тоже.

— И я, — улыбнулся Рэк. — Когда-то давно. При жизни.

Они смотрели друг на друга.

— Я не знаю, в чём тут дело, — в конечном счёте сказал Рэк. — Почему для одних провал в вечность воспринимается как достижение оптимального состояния. А для других… — он пожал плечами. — Агония — боль, — произнёс он непонятно к чему и для самого себя. — Иногда мне кажется, что есть глубокий смысл в предсмертной боли.

— И в смерти как таковой.

— И в смерти как таковой. И в избегании смерти. Странная философия, не так ли?

— Философия преодоления, — сказал Йода. — Более странно другое. Ощущать, как всю жизнь на плаву тебя держала великая сила. И как она же в нужный момент забрала к себе.

Ухмылка гремлина стала воистину ужасной. Йода и при жизни улыбаться не умел. Сейчас же на его лице была такая гримаса, что Шат, было подруливший со светской миной на лице к ним, резко отшатнулся. Рэк с интересом проследил за траекторией почти-падения своего соученика. Куда же ты, Шат? Скажи мне, ягодка, что с тобою?..

О, мир Великой Силы. Простое переплетение энергетических лучей. Равнодушное… как много было в том равнодушии. Бесценности свободы. Скажите мне. Только скажите мне. Кто-нибудь. Я не знаю, кто. Должен же быть кто-то умный, кто знает. Откуда в энергетическом равнодушии появились все завихри морали, желание сделать мир лучше, а живым существам принести комфорт? Откуда появилась тяга к… даже не сказать, чему. Всеобщность физических законов. По их принципу захотелось всеобщности законов моральных?