Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
— К… уда?
Подальше от твоего руководства. Очень не хочется после вечности в бреду снова погружаться в кому. Я хочу жить, знаешь ли.
— Я — тоже, грёбаный придурок!
Извини, — с печалью ответил голос, — одному из нас нет места в этом мире.
— Если ты — это я, то я приказываю — исчезни.
Печальный и одновременно издевательский смех.
Я — это ты, но я — не рыцарь. Я — убитая сущность твоя, ни разу не опробованная, никогда не говорящая. Либо я — либо рыцарь Джинн. Мы не совместимы.
Срочное совещание в мире Великой Силы
Гости съезжались на бал.
Фраза шныряла у него в голове, стукалась о перегородки и не собиралась никуда деваться. То ли он её вычитал где-то. То ли её вычитал кто-то другой. То ли он услышал её от кого-то другого и преобразовал во что-то другое. Сюда стекалось столько информации. И её настолько плохо фильтровали. Рэклиат часто замечал за собой, что думает не свои мысли и приводит цитаты из того, что никогда не видел и не читал. Засорение. Засорение пространства — вот как это называется. И засоривание головы. Какие-то голоса, обрывки. Всё стареет. Всё. В том числе и мир Великой Силы. Вот ищешь, ищешь рецепт от энтропии. А она оказывается в тебе самом. И — здравствуй.
В некотором смысле Шат доигрался. Доигрались они все. Сюда нахлынуло глубокое начальство. Глубокое — в смысле из глубины. В спешном порядке прибыли все монстры вселенной. Пардон, галактики. Все руководящие должности, все держатели процесса. Держатели? Акций?
Производители. Директора и главы.
Будет ли он сидеть с иронической усмешкой на лице и слушать то, что те будут говорить? Сидеть и слушать будет. Но не с иронией. Иронию он себе проявить не позволит. Он ещё не забыл, как это, когда все на одного.
Тем не менее.
Он считал, что дело вошло в стадию гиблого. Эти умники давно забыли, что делать в ситуации, которая вышла из-под контроля. А она вышла. Из-за одной маленькой глупости. Человека. Некий Вейдер сделал не то, что от него хотели. Проявил, так сказать, свободу воли. Вытащил карту из основания карточного домика. И рушатся все причинно-следственные связи. Сейчас. На их глазах. В грубоматериальном и их мире. Одно действие порождает другое. Как и отсутствие действия. Как и его противоположность.
Его руку направляли столь уверенные в себе существа. Вейдер не может не убить Палпатина. Почему не может? Потому что совершит выбор в пользу сына. Из гордости. Из противоречия. Из усталости от… мы же видим, как его заклинило. Придётся выбирать из двух. И мы, путём подталкивания через Силу…
Ага. Человек — не инструмент, его расклинить может. Сам может расклиниться. Полностью самостоятельно. Причём, что составляет наибольшую иронию ситуации, Вейдеру так и не пришлось выбирать. Он пошёл на риск — выжили все. Все трое, а не оба. Ведь было понятно, верно? Какие оба в той ситуации должны были умереть.
Браво. Невесёлая штука — жизнь. А ещё дерьмовей посмертие, которое сам же и выбрал. Он признавал это и никогда не жаловался на судьбу. В сущности, судьба — то, что мы выбираем. Что бы там ни скулили слабые твари. Именно потому он позволил себе восхититься тем, как их сделали с полпинка. Противник-то — оказался на их уровне.
Силы.
Вейдер… вечный фактор икс в планах. Вроде бы послушно отзывался на давление через небезразличных людей. Но уже несколько раз обламывал их. Причём как. Об этом, конечно, не говорилось вслух даже среди своих, но…
Рэклиат иронически улыбнулся. Всё-таки улыбнулся. Про себя. Возмущения в мире Великой Силы. Да-да, как же. Был такой план. Уничтожить одного руками другого. Палпатина — руками Скайуокера. Раз уж появился такой… мидихлориановый мальчик. Потому что тот, другой, давно мешал. И очень.
Мешали оба.
Вот так. Не учтёшь одного, слишком сильного и умного, не оприходуешь в общее регуляционное учреждение — пиши пропало. Забрали б того, кто стал Палпатином, в Храм — был бы джедай. Возможно. А возможно, его отправили в сельхоз. Резервацию для особых психов. Мир, чтобы быть безопасным, должен быть суров. Убей врага, пока враг тебя не прикончил. Ситхи вечно неуправляемы. Чем приносили массу неприятностей. Часто — себе. Но миру вокруг особенно доставалось.
И мир кричал. И Сила возмущалась.
Кто и когда первым стал мечтать о мире, отрегулированном, как часовой механизм? Мире, который будет идеален. Идеален для тех, кто отрегулировал его. И, наверно, для всех прочих.
Мечта сумасшедшего, конечно. Но существует критическая масса мечты. Когда она начинает воплощаться в реальность. Для этого нужно лишь, чтобы большая масса живых существ начала мечтать об одном. Тогда они начнут претворять это в жизнь. Непроизвольно.
Он закрыл глаза. Устал. Вообще устал здесь жить. Жить. И… не верил он в этих людишек. И нелюдей. А они… они всё-таки всех обломали.
Он прекрасно знал, что начнётся теперь. Полная разбалансировка. Потому что они просто не знают, что делать в мире, в котором не совершилось того глобального, что они ожидали. Император не умер. Он…
Рэклиат печально ухмыльнулся. Всё началось с того, что мальчишка вообще посмел родиться. Просто — родиться. Причём на отшибе. Вне контролируемой зоны. У женщины, которая терпеть не могла джедаев. Поскольку защитники мира и порядка, как оказалось, действительно, не имели задачи освобождать рабов. А вот убивать своих же беглых — имели задачу. У этой женщины, его матери, был потрясающий нюх на лицемерие. А джедаи — лицемеры. Те, кто примеряет лица. И никогда не находит своего.
Эта женщина вообще была опасна. При всей своей обычности. При том, что плохо понимала мечты и возможности сына. Она его любила. Как свою часть. Но при этом хотела, чтобы тот осуществился. Она была сильной. Уважала силу сына. И она точно знала, чего хочет и чего не хочет она и её сын. Она с ним составила сильную пару. А мальчик должен был быть один. Один.
И тогда они убили её. Набег тускенов или ещё что-то — в масштабах Силы было не важно. Вылилось в набег тускенов. Могло в случайный взрыв кухонной машины. Мир вертится вокруг веретена случайных жестокости и боли. Почему бы не использовать этот рычаг?