ДАртаньян в Бастилии (Снова три мушкетера - 2)
Шрифт:
Вспоминали о жертвах кардинала, приходя во все большее возбуждение. А та, чьими стараниями Ришелье менее пяти лет назад получил кардинальскую шапку, теперь, желая его гибели, со злой улыбкой на устах наблюдала за людьми, которым она только что обещала свое покровительство в деле расправы над ненавистным министром. Воистину от любви до ненависти один шаг…
* * *– Итак, господа? – Королева-мать снова обвела взглядом собравшихся. – Что заслуживает тиран?!
– Думаю, его следует сослать в Рим. Пусть Папа Урбан Восьмой пристроит его в своей канцелярии, – предложил де Гиз.
От Марии Медичи не укрылось, что де Гиз, произнося эти слова, бросил быстрый взгляд на Леклера дю Трамбле, молча стоявшего в углу.
– Нет, – возразил Бассомпьер, тот самый блестящий Бассомпьер, служивший его высокопреосвященству «кошкой, лапами которой обезьяна выгребала из печки горячие каштаны». Предоставляя славному маршалу ратные труды и победы, Ришелье оставлял себе награды и похвалы.
Итак, Бассомпьер сказал «нет».
– Заточить в Бастилию, чтобы в ней и издох!
Отсюда следует, что кардинал порядочно досадил маршалу.
– Право, вы несете вздор, господа! – вскричал Монморанси. – Вздор! Ришелье погубил Шале, Орнано, приора Вандомского! Он отправил на эшафот Бувиля. По его приказу казнен Франциск де Росмадек, граф де Шапель! Он убийца, господа, и щадить его нечего! Я говорю – кровь за кровь: кардиналу – снести голову с плеч!
– Браво, герцог! – возбужденно отвечала Мария Медичи. – Я никогда не сомневалась в вашей решимости идти до конца. И я разделяю ваше мнение.
Тут королева-мать повернулась к дю Трамбле. Взгляд ее не предвещал ничего хорошего.
– А знаете, герцог, почему де Гиз так милосерден к кардиналу?
При этих словах королевы-матери де Гиз сделал легкое движение, собираясь что-то сказать, но Мария Медичи властным жестом остановила его.
– Не надо оправданий! Я прекрасно знаю все, что вы можете сказать, герцог де Гиз. Послушайте лучше меня.
Де Гиз ответил легким поклоном и сложил руки на груди.
Дю Трамбле, изо всех сил старался казаться спокойным.
– Как вы думаете, Генрих, кто из нас в наиболее двусмысленном положении? – все с той же недоброй усмешкой спросила королева-мать, снова поворачиваясь к Монморанси.
– Очевидно, ваше величество имеет в виду себя, – почтительно отвечал герцог.
– Отнюдь! Вовсе нет, мой благородный и бесхитростный Монморанси! Разве это у меня есть старший брат, который в монашестве зовется отец Жозеф?! Который вхож к нему днем и ночью?! Подобную привилегию имеют еще только двое: Комбалле и Марион де Лорм, но они ведь не мужчины, – ядовито продолжала Мария Медичи. – И разве это я так упорно отмалчивалась, стоя в углу все это время, пока вы, господа, произносили все эти речи, от которых, я уверена, у господина кардинала сейчас случился приступ подагры?!
Все взгляды обратились на дю Трамбле. Он заметно побледнел.
– Ваше величество, вы несправедливы ко мне!
– Разве сказанное мной не соответствует действительности?
– Нет, все правда.
– Вот видите!
– Но ведь это никак не подтверждает мою нелояльность.
– Но к не доказывает обратного.
– Вы лишаете меня своего доверия! Только оттого, что Франсуа близок к кардиналу?! В таком случае, ваше величество, я прошу вас принять во внимание, что я не виделся с ним вот уже полгода и отношения у нас далеко не родственные.
– Откуда же это знать де Гизу! Вот он и принимает меры предосторожности, при этом искоса посматривая на вас, любезный дю Трамбле. Однако вы меня недооцениваете, господа! Я предвидела сегодняшнюю ситуацию. С сожалением сознавая, что здоровье Людовика всегда оставляло желать лучшего, я предчувствовала, что король не оставит наследника, уходя в мир иной. Поэтому я написала Филиппу Испанскому, с тем чтобы узнать его мнение о возможном браке бывшей супруги моего старшего сына, если она овдовеет, с младшим моим сыном – герцогом Орлеанским. Испанский кабинет не скрывает своего удовлетворения таким поворотом событий. Разумеется, при условии, что Ришелье будет тотчас удален. Я пообещала, что он исчезнет из политики. Как видите, господа, кардиналу недолго осталось тиранить Францию.
– Хвала провидению! – горячо воскликнул Генрих Монморанси. – Только одно не устраивает меня в словах вашего величества.
– Что именно, герцог?
– Вы сказали – «исчезнет из политики». Он должен исчезнуть, не только из политики. Он должен исчезнуть вовсе!
– Благодарю за напоминание, герцог, – улыбнулась Мария Медичи. – Королю Испании незачем знать подробности.
Наступило молчание.
– Вы видите, дорогой де Гиз, что вам не следует опасаться господина дю Трамбле. Хоть он и имеет такого брата, все же чутье придворного его никогда не подводило. Франция не позднее завтрашнего дня получит нового монарха.
И тогда песенка кардинала спета!
В это мгновение в коридоре послышались шаги.
Не успела королева-мать нахмурить брови, как ей доложили о лионском губернаторе господине д'Аленкуре, прибывшем по делу чрезвычайной важности.
– Сейчас ничего нет важнее известий о здоровье короля, – отрывисто произнесла Мария Медичи.
– Я только что от его величества! – задыхаясь, проговорил д'Аленкур, было ясно, что большую часть пути от кареты до апартаментов королевы он бежал.
Королева торжествующе посмотрела на затаивших дыхание заговорщиков. Однако она быстро овладела собой и приняла скорбный вид.
– Итак, вы прибыли сообщить нам, что король…
– …уже вне опасности, ваше величество, – сообщил ничего не подозревающий д'Аленкур. – Благодарение Богу, доктор Бувэр уверил меня, что его величество уже завтра сможет откушать куриного бульона.
Глава третья
Почему дю Трамбле впоследствии получил место коменданта Бастилии, а Бассомпьер – ее постояльца
После слов губернатора сделалось очень тихо. По. том – шумно. В жизни человека случаются мгновения, когда он явственно ощущает свою причастность к Истории. Кое-кому из присутствующих показалось в этот момент, что на них пала черная тень Бастилии. Одним из них был господин Леклер дю Трамбле. Взгляд, которым они снова украдкой обменялись с де Гизом, лишь укрепил дю Трамбле во мнении, что у собравшихся, а значит, и у него лично, крупные неприятности.