Дарю, что помню
Шрифт:
Мне важно не то, каксделана картина, когда и в какой манере, не то, чтолежит в основе экономических катаклизмов той или иной страны, а какоечувство и образ рождают в моей душе то, другое, пятое, двадцатое… Образ сильнее логики; чувство умнее науки; сердцебиение роднее математически выверенного маятника часов; смерть справедливее унижения, голода и страдания; умение жить по-доброму, во имя добра, выше жизни во имя карьеры и должности; знание природы и попытки понять ее самому – выше начитанности или таланта любого экскурсовода,
Нужно ли России стремиться быть похожей на «декорации» Запада или развитых стран Азии и Востока? Думаю – нет! России, конечно же, нужны свои стежки-дорожки к возрождению. Но ведь все, к сожалению, загадка! И что такое Россия и что нужно возрождать? Японский дипломат, хорошо знающий Россию и русский язык, сказал нам: «Мне кажется, Конституция Сахарова, в основе которой полная самостоятельность и равноправие государственного устройства всех – и мало- и многочисленных народов, – есть правильный путь, ибо утверждает ощущение своей полноценности, горделивой нужности у любых, всяких и независимо где расположенных народностей! О, я это знаю на примере моей Японии».
Если это так, то путь к возрождению должен быть и у нас не общий для всех национальностей, а у каждой из них – свой. Сумма этих самостоятельных путей даст наилучший результат! Президентство во имя обеспечения этих самостоятельных путей развития – богоугодное дело! Благое! Мне так мыслится… Вот только хочется изменить слово «Возрождение» на какое-то более точно определяющее движение вперед… Ведь «возродиться» – это значит «восстановить», «вернуть», «снова воспрянуть духом». Все это хорошо, но ведь необходимо еще «стать новыми», «переделать плохое», «дерзать», «искать»… Каким же словом заменить «Возрождение»? Не знаю!
28 мая. Экскурсия в городок Диснея. О! Описывать бесполезно…
Сотни «одушевленных» героев литературных произведений всех стран и народов! Мда-а-а!
Маленький человечек, посещающий с папой и мамой этот городок, воспитанный на основах любви к ближнему, не может вырасти плохим человеком.
По всей территории городка как бы разостлан огромный палас, чистоту которого беспрерывно поддерживает армия подрабатывающих студентов с метелочками, совками и пылесосами в руках… Ни пылинки, ни соринки. Разлил что-нибудь карапуз – пятно тут же поливается какой-то жидкостью, застилается специальной материей и через минуту пятна нет. Упавший малыш не может даже при большом старании причинить себе боль или «заработать» царапину. Здесь дети не плачут, им некогда плакать! Ведь столько впечатлений! Как он может заплакать, когда его, упавшего, ставит на ноги подбежавший Волк, Мишка или Микки-Маус? Никак не заплачешь! Тысячи детских колясок напрокат бесплатно!
Вспомнились мои ребята. Вот бы их сюда, когда были маленькими! Вспомнились их словечки, шалости, детская непосредственная мудрость…
Трехлетний старший сын Женя вернулся с юга в Москву.
– Нетю гор-р-ры, нетю мор-р-ры и доздь идет.
Выговариваю проштрафившемуся пятилетнему Жене:
– Я очень на тебя сердит. Встань в угол! (За что поставил – не помню, но за дело.)
Женя встал в угол, провожает глазами меня, идущего на кухню, затем из кухни… И снова – на кухню и из кухни. И еще раз – туда-сюда.
– Па-ап! Вот так вот и стоять?
В день своего восьмилетия Женя был удостоен чести посетить спектакль «Ревизор». И что самое главное – восседать в директорской ложе, на самом что ни на есть почетном месте – на виду у всего зрительного зала.
Второй акт. Наступает черед появиться на сцене Городничему, в роли которого – я. Открываю скрипучую дверь. Потихоньку вхожу в номер грязной, захудалой гостиницы. Оглядываюсь – никого… И вдруг свесившийся через барьер ложи – вот-вот вывалится! – мой дорогой сынуля во весь голос кричит:
– Папа! Во-он-он! – показывая на спрятавшегося в одеждах, висевших на вешалке, Юрия Соломина, игравшего Хлестакова. Мы с Юрием Мефодьевичем и рассмеялись, и растерялись. Но должен сказать, что такой активный реагаж зрителей, который заслужил восьмилетний Женя, мы в адрес своих артистических стараний слышали не часто. Невероятным усилием воли взяли себя в руки и с трудом закончили сложнейшую сцену встречи Городничего с Хлестаковым.
По окончании спектакля я попросил привести сынулю ко мне в гримуборную. Не было его долго: по дороге за кулисы, под сценой Малого театра он разревелся и объяснил эту проявленную слабость тем, что – «папу все обманули».
Второй мой сынок Антоша в возрасте уже солидном – почти четырех лет, просмотрев мультфильм о том, как белочки запасаются на зиму орешками, попросил у женщины, торговавшей овощами около дома отдыха «Щелыково», морковку.
Позже она мне поведала: «Морковочки захотелось сыночку. Умница – витамины ведь!» Зимой, в Москве, Антон, услышав слова «в холодильнике пусто, хоть шаром покати», сказанные мною по телефону, подарил мне идею:
– Папа! Поедем в Щелыково. Там в дупле дерева, около почты, я на зиму запас морковки.
Я – шестилетнему Антону:
– Как тебе не стыдно! Дожил я до такого позора! Ты обманул отца! (В чем – не помню, но обманул.)
Антон – мне, ради него согласившемуся играть на телевидении роль капитана Врунгеля:
– А тебе не стыдно каждое воскресенье говорить неправду всем детям всей страны!
Семилетний Антон:
– Папа, я видел на детской площадке в Зоопарке, как птички и зверюшки танцуют. Почему?
– Они любят друг друга и хотят доставлять друг другу радости.
– А что такое радости?
– Это – дети.
– А зачем дети?
– Чтобы не кончались радости.
– Значит, для тебя я – радость?
– Конечно.
– Ты ведь – не дети. А ты для меня – тоже радость. Почему?
– Просто я – старая радость. Вот и все.
Восьмилетний Антон в Зоопарке:
– Пап! Откуда человек произошел?
– Смотри… Вот от кого. От обезьяны.
– А за что мы их в клетках держим? Они провинились?