Дарю тебе велосипед
Шрифт:
— Эй, Сашенька! Смотри, не упади в воду! — кричит Аллочка. — Ещё тонуть начнёшь, ещё спасай тебя!
Лёша от поплавка отвлёкся, на Сашеньку косится.
Близнецы крокодила в траву бросили, ну его, крокодила. Тут дела поинтереснее.
И мальчик в очках отстал от Лёши со своим малявочником, очки на Сашеньку навёл.
А Сашенька?
Молча, не обращая ни на кого внимания, он вошёл в воду. И не затрясся, от холода. Хотя вода была очень даже прохладная — в быстрой реке Истре вода мало нагревается. Сашенька решил — не буду трястись, чем я хуже вас? И вот он спокойно взялся за куст и болтается в воде.
Аллочка
— Ага! Опять в куст вцепился! Боится! Плавать не умеет!
— Не умеет! — перекрикивают друг друга близнецы. — Плавать, и то не умеет!
Лёша басом подпевает:
— Только рыбу зря распугивает. Не умеешь плавать — ну и уходи отсюда.
Очкастый тоже не отстаёт:
— Слабо куст отпустить! Ага! Слабо!
Сашенька поворачивает к нему голову, он ближе всех сидит, и спрашивает очень вежливо, интеллигентно:
— Слабо? Ты уверен? А как тебя зовут?
— Фима, — растерянно отвечает очкастый. — А ты плавать не умеешь. Ага! Что?
— Не умеет! Не умеет! — надрывается Аллочка.
— Пловец-огурец! — кричит Пашка.
— Это я придумала про огурец! — орёт Машка.
— Нет, я! — не уступает Пашка.
Бац! Бац! Лупят друг дружку крокодилом.
А Сашенька? Он спокойно отпустил куст и поплыл. И вода держала его. И он плыл, пусть не совсем красиво и не очень ловко, но — плыл! Сам! Барахтался, брызги летели, вода пенилась, ноги работали, как мотор. Лицо у Сашеньки было перепуганное, как у всякого, кто только недавно научился плавать. Но он плыл! И не держался за дно руками. И не хватался за ветку ивы. И не клал подбородок на резиновый круг.
— Смотри-ка! — сказал Лёша. — Плывёт! А чего ж ты вчера-то?
И замолчала Аллочка, так и села на песок. И близнецы перестали ликовать. И Фима потерял интерес к Сашеньке и опять стал приставать к Лёше со своим малявочником. Вот если он, Фима, принесёт малявочник и они наловят в него мальков, то потом на этих мальков можно поймать во-о-от такую щуку.
Но даже маленькие близнецы Пашка-Машка знали, что во-о-от такие щуки в реке Истре не водятся.
Когда Сашенька наплавался и вылез на берег, Лёша сказал:
— Рыбу ловишь? Нет? Могу научить, как-нибудь возьму с собой на рыбалку.
— А у меня есть качели! — похвалилась Аллочка. — До самого неба! И я не боюсь и могу сама раскачиваться.
Это означало, что если Сашенька попросит по-хорошему, то Аллочка пустит покачаться на качелях.
Близнецы полезли в воду вместе со своим зелёным пузатым крокодилом, но появилась их мама и увела обоих домой. Оказалось, что их на речку никто не отпускал, а Пашка-Машка убежали без спроса.
— Ещё и крокодила прихватили, — сказала их мама, — хозяйственные какие. Она шлёпнула разок Машку и разок Пашку, близнецы загудели громко и сердито. Сашеньке было их немного жалко.
— А какие у тебя с собой есть книги? — спросил Фима. — Я уже все свои прочитал, даже по два раза.
И это означало, что книгами можно будет меняться.
Вот так всё поворачивалось. Человек научился плавать, а это кое-что значит. Особенно на реке.
…Сашенька
На душе было хорошо и спокойно.
Разве так уж важно, что в этих местах речка Истра не широкая? И не такая уж глубокая? Всё равно — очень непросто отпустить куст, за который держишься. И довериться собственным силам.
Люблю получать письма
Когда в лагерь приходят письма, все ребята окружают библиотекаршу Людмилу Фёдоровну и спрашивают:
— А мне?
— А мне?
— Подожди! Не толкайся! Мне, Людмила Фёдоровна!
Они тянут руки, и подпрыгивают, и стараются взглянуть, что там написано на конвертах, чья фамилия? И даже если ты вчера получил письмо от мамы, то сегодня опять хочется получить. Почему нет? Мама сама говорила: «Пиши каждый день». А сама-то пишет редко. Почему все любят получать письма? Наверное, потому, что каждому приятно, когда ему оказывают внимание. Ведь если человек написал тебе, то в это время он, хотя бы пока писал, думал о тебе и ни о чём другом…
Ты держишь в руке конверт, сначала посмотришь его на свет: как там письмо расположилось — ближе к этому краю или к тому? Потом аккуратно отрываешь тоненькую полоску, чтобы письмо нечаянно не попортить — и листочек выглядывает. Вытащишь его, этот небольшой листочек, и сразу пожалеешь — лучше бы он был побольше. И читаешь не спеша, чтобы продлить радость. А кто-то на тебя с завистью смотрит: счастливый человек, письмо получил. А я вот не получил. Несчастливый я человек. И тебе хочется сказать ему: «Да ладно тебе, что ты? Завтра и ты получишь письмо. Обязательно».
Вот у меня не так давно что случилось.
Жила я за городом, осень сырая, пасмурно, деревья за окном голые, чёрные. И небо серое. И настроение тоже хмурое. Не из-за осени. А не получается у меня работа. Надо её быстро делать, а она, как назло, медленно движется. Чем больше я себя подгоняю, тем хуже получается. И по ночам не сплю, и всё мечтаю — вот бы мне ещё месяца два, я бы всё спокойно закончила, и, может быть, получилась бы хорошая книга. И ребята бы её читали с пользой. А из-за этой спешки всё из рук валится. Месяца бы два — так я мечтаю. Или хотя бы один. Но только откуда я их возьму, когда срок подходит, вот он. Обещала редактору работу сдать, чего уж теперь? А не готовую, не отделанную рукопись — как сдавать? Это для писателя большой позор. Всё равно как нерешённую задачу в контрольной работе на стол учителю положить. Даже ещё хуже. Намного.
И вот так я мучаюсь, маюсь, собой недовольна, и всё мне не нравится. А пожаловаться некому. Вдруг — приходит письмо. Обыкновенный конверт, раскрываю, а там написано: «Не спешите, не беспокойтесь. Мы подумали в редакции и решили — даём Вам ещё два месяца, и пусть у Вас получится всё хорошо. Ваш редактор». Вот такое письмо. Прочитала я его и думаю: ну до чего мне повезло. Смотрю в окно — осень красивая, серое небо похоже на серебро. Деревья тёмные, каждая ветка резко видна — так и полагается осенью. А настроение стало сразу хорошее, рабочее, собранность появилась, а тревоги исчезли.