Дарю веснушки
Шрифт:
Невидимка свистнул и весело ойкнул.
— Вот это уже по-цирковому! Как же мне с твоими фокусами познакомиться? У нас тут, видишь, мрачновато: электричество подкачало! Ну да ладно! Иди сюда, Отелло! Я тебя в уборную сведу. И скребницу дам.
Странный всё-таки дядька, подумал я. Меня из темноты видит. А сам оттуда — ни ногой, ни рукой! Я даже немного струхнул. Но потом вспомнил папины слова, что мужчина не должен бояться.
— Смелей, Отелло!—схватил меня за руку Невидимка.
Пошли мы. Иду я за ним и очень вежливо объясняю: во-первых, меня зовут не Отелло; во-вторых, пусть он меня
Я думал, что Невидимка рассердился. А он так же вежливо мне объяснил: Отелло — имя большого хорошего человека.
— Жаль только, — добавил он, — что Отелло был такой же доверчивый, как и ты.
Уборной, оказывается, артисты называют комнату, где они гримируются и переодеваются. Скребницей же коней чистят. Мне он про скребницу в шутку сказал, чтобы я хорошенько смыл с лица уголь.
Старик Отелло может стать сыном клоуна
Когда мы вошли в уборную, человек-невидимка подвёл меня к умывальнику и сказал:
— Вот тебе, милый мой Отелло, мочалка, мыло, тёплая вода. Мойся, старик, если не боишься в темноте остаться. Сейчас свечку принесу.
Он ушёл. А я всё-таки немножко боялся. И мыться не начинал. Ругал себя, что постеснялся спросить человека-невидимку, кто он такой. Внезапно вспыхнуло электричество, и я увидел себя в зеркале, которое висело над умывальником. На лбу у меня красовались два черных глаза. На одной щеке будто Васька разлёгся. На другой — старушкины пчёлы. И только нос не разрисован. На нём такие яркие виднелись веснушки, что я в ужас пришёл.
— Вот так замаскировался! Нечего сказать! — Мне стало совсем не страшно.
Открыл я кран, намылил мочалку и стал себя скрести, вроде и вправду лошадь чищу. Слышу, кто-то вошёл. Я внимания не обращаю. Мне бы только моё безобразие смыть!
— Ну-ка! Ну-ка! Покажись, какой ты есть?
Я посмотрел — и глазам не верю. Полотенце мне подаёт клоун. Тот самый! В маске с золотыми веснушками. Я обомлел и уткнулся в полотенце.
Вдруг около меня зарычала собака. Я отскочил. Рядом кошка замяукала. Я от неё. Снова собака огрызнулась. Кошка зашипела. Собака залаяла. Я от страха совсем полотенцем закрылся. Тихонько приоткрыл полотенце, посмотрел в сторону клоуна. Он стоял посреди комнаты и махал руками. Потом по-петушиному кукарекнул, закудахтал. Ладони поднял ко рту, пальцами задвигал и, будто на дудке, тоненько засвистел. Сразу коровы замычали. Кукушка им откликнулась. Всякие птички запели. Трактор и мотоцикл заглушили их голоса.
Снял клоун свою веснушчатую маску и сказал:
— Вот и всё. Номер для тебя отрепетирован. Пробуждение деревни. Понравилось?
— Нормально, — ответил я. — Похоже. Понравилось.
— А ты в деревне бывал?
Был, — говорю. — Утро у них какое-то чудное. От петуха зависит. Едва светает, а он уже спать не даёт. В общем-то, если правду сказать, он меня не очень удивляет. Моя бабушка утром лучше любого петуха будит.
Всё это я клоуну отбарабанил. Кончил наконец вытираться. Смотрю на него. И ещё больше удивляюсь. На его лице и без маски крупные веснушки красуются. Для чего это он ещё и маску разукрасил? Спрашивать не стал. Он меня на стул заставил сесть. Сам на диванчик опустился.
— Тебя как зовут?—спрашивает.
— Илья Ильюшин.
— Красиво звучит.
Я пожал плечами. Неудобно же мне самому про себя такое говорить.
— Подражать голосам умеешь? — продолжает он расспрашивать. — Птицам? Животным? Машинам? Пробовал? Давай проверим.
И стал меня проверять. Показал мне, как жужжит комар, свистит дрозд.
Жужжание у меня хорошо получилось. На мухах натренировался. А с дроздом не справился. Он больше на курицу у меня был похож.
Но клоун сказал, что для начала и это неплохо. Я не очень обрадовался его похвале. Несерьёзным мы с ним занимались делом. Мне бы фокус ему скорее показать.
— О чём задумался? — спросил меня клоун.
Я ему в шутку:
— Давно не били.
Он — всерьёз:
— Есть за что? Дисциплина как?
— Так себе.
— Значит, плохая?—догадался клоун. — Почему не в школе?
— Пчёлы подвели.
— Каким образом? — удивился он. — Выкладывай начистоту.
Посмотрел я на его веснушки... И выложил ему всё начистоту. Выслушал он меня, обнял.
— Эх, дружок, дружок! И меня в школе ребята дразнили. И я обижался. Потом поумнел. Поумнели и они. Не стоит обижаться. Веснушки на добром лице солнцем отсвечивают. Радость у людей вызывают. А лицо у тебя доброе. И веснушки только красят его.
Встал он с диванчика, походил по комнате, подошёл ко мне и сказал:
— Знаешь, как меня зрители называют? Клоун с веснушками. Ведь и сам ты меня так назвал. А я радуюсь этому. Нисколько не обижаюсь. И радоваться мне помогают мои собственные веснушки. Представь себе, что их на моем лице нет. Намалевал бы я тогда веснушки на своей маске?
Откуда мне было знать. Я опять пожал плечами.
— Нет! Не намалевал бы! — ответил клоун и добавил:— Чтобы ты не обижался. И другие ребята с веснушками тоже. А так... я ведь всегда после представления маску снимаю. И зрители видят, что моё лицо в веснушках.
Я сказал ему, что он мог бы красоваться перед зрителями вообще без маски. Лицо-то у него тоже доброе. Сразу видно.
— С маской виднее. И смешнее — тоже. Лицо так не раскрасить, — объяснил мне он и опять опустился на диванчик.
Я немножко подумал. И согласился с клоуном.
— Стану фокусником, тоже маску с веснушками надену, — объявил. — Пусть смеются. Не обижусь.
Клоун понял мой намёк, потому что сказал:
— Раз так, давай свои фокусы.
Я вынул из кармана бабушкин платок. И показал клоуну фокус со спичкой. Он захлопал в ладоши и крикнул:
— Слушай, старик! Да ты кудесник! Хорошо сработано! Сам придумал?
Пришлось ему рассказать, как я выменял судейский свисток на фокус. Клоун свистнул.
— Всё равно, — сказал он. — Фокус хоть не твоё изобретение, подал ты его красиво. Но должен тебя огорчить. Не годится он для цирка. В первых рядах зрители, может быть, и увидят твою спичку. А те, что подальше? —Он развёл руками. И снова быстро спросил:— Ещё фокусы знаешь?
Тут я подумал, что, может, для цирка пчелиная эскадрилья подойдёт. Сказав об этом клоуну, кинулся к двери — бежать за баночкой, что бросил на школьном дворе.