Дата Туташхиа. Книга 2
Шрифт:
Все как будто прояснилось самым достойным образом. По моим представлениям, о лучшем трудно было бы и мечтать. Что там говорить, если помилование моего друга оказалось в конце концов в наших руках и решалось в моем собственном доме. Надо только сказать: нет, он не опасен для людей и мира. Но если такой вывод не знаю почему, но будет для нас непосильным, все равно Дата Туташхиа сможет уйти от нас невредимым и свободным, честное слово графа Сегеди будет тому порукой. И тогда все шахматные фигуры станут на старые места и вся игра начнется с самого начала, что во всяком случае несравнимо лучше того, чего мы так боялись,– тюремной решетки и кандалов.
Я, естественно, посчитал, что как хозяин дома и юрист, имеющий немалый опыт в подобного рода делах, должен принять на себя главную роль в разговоре, который нам предстоит вести. Поэтому я сказал:
– Господа, прежде всего, по-моему,
– И я согласна... Конечно,– сразу же отозвалась Нано.– Обещаю быть беспристрастной, быть справедливой!
– Гоги, твое слово!
– О чем тут говорить! И я согласен... Но беспристрастным, честное слово, быть не могу... Потому что хорошо знаю Дату Туташхиа... Только потому! Знаю, что он замечательный человек. Скажу вам наперед, я буду пристрастным – с начала и до конца. Решайте сами – могу ли я навязывать вам свое отношение, которое не изменится нигде и никогда! Даже если история, о которой расскажет граф Сегеди, несет в себе один лишь, отрицательный заряд. Что делать тогда? – Гоги пожал плечами и развел руками.
– Ну что ж, и такая позиция возможна,– сказал Сегеди. Господин Георгий заранее, без наших споров и доказательств уверен, что прощение не сделает Дату Туташхиа более опасным. История, которую я собираюсь вам поведать, как бы мы ни отнеслись к ней в целом, будет непременно нести в себе приметы – мелкие ли или крупные,– которые подкрепляют именни вашу позицию. И вы сможете не только укрепиться в ваших чувствах, но и проверить, справедливы ли они... Со своей стороны, господа, клянусь, что буду беспристрастным не только в своих суждениях, но в подборе фактов и обстоятельств жизни, о которых собираюсь рассказать вам.
– Я согласен,– сказал Элизбар Каричашвили.
– Я тоже должен согласиться,– Гоги снова махнул рукой.
– Теперь, господа, слово за Датой Туташхиа,– сказал я.– Даете ли вы нам право стать судьями вашей прошлой жизни и хотите ли принять условия графа Сегеди?
Дата Туташхиа не торопился с ответом. Он молча оглядел нас всех и после этого сказал:
– Я согласен. Я принимаю условия.
Сегеди, извинившись, попросил подождать его несколько минут. Он встал и направился к парадному входу. Не зная, как поступить, я двинулся следом за ним. Сегеди попросил открыть дверь и вышел на улицу. Он торопливо сказал что-то человеку, сидевшему в его экипаже, после чего экипаж двинулся со своего места и поехал по улице. Но человек, сидящий в нем, пристально взглянул на меня, и я отступил в испуге, так как мне показалось, что это Дата Туташхиа. Да, Мушни Зарандиа потрясающе похож на своего кузена!
Мы вернулись к столу.
– Ну что ж, давайте начнем! – сказал Сегеди. – Я уже говорил вам, что изучил досконально дело Даты Туташхиа. И потратил немало труда, чтобы выбрать случай, который собираюсь предложить вашему вниманию. Я стремился, чтобы он был простым, недлинным и вместе с тем давал богатую пищу для любопытных суждений и наблюдений... Однажды ночью господин Дата Туташхиа появился в доме некоего Зарнава. Этот Зарнава работал грузчиком в порту, скопил немного денег, купил в деревне дом, но связи с портом не порывал и был скорее рабочий, чем крестьянин. Надо сказать, что Туташхиа редко пользовался его гостеприимством, но на этот раз почему-то выбрал его, предупредив за несколько дней о своем посещении. Но дня и часа не назвал. Не успел он прийти, как к Зарнава вваливаются еще три человека – с типографским станком, ящиками со шрифтами и бумагой. Все это они надумали спрятать у Зарнава, сказали, что более надежного места у них нет, а сами они скрываются от полиции. Да, забыл сказать, что во дворе Зарнава, кроме домика, где спали жена и дети, была еще стоящая отдельно кухня. В эту кухню хозяин сразу же ввел Туташхиа, вслед за ним и пожаловавших новых гостей. Сначала он спрятал ящики, которые они принесли, а потом предложил всем поужинать. Во время ужина новые гости несколько раз заводили речь, не обращаясь прямо к Туташхиа, что теперь, мол, пора уходить. Было ясно, что они добивались, чтобы господин Туташхиа покинул дом прежде них. Но господин Туташхиа сделал вид, что не понимает их намека, и даже вел себя так, будто сам дожидается их ухода. Это взаимное ожидание тянулось довольно долго, и тогда один из гостей прямо сказал Туташхиа, чтобы тот уходил. Но господин Туташхиа отказался решительно, а когда его спросили – почему? – он охотно объяснил. Сказал, Что вошел в этот дом никем не замеченный, а если где-то поблизости сидят в
– Да, ваше сиятельство, соответствует,– с грустью ответил Дата Туташхиа. – Именно так все и было на самом деле!
– Считаете ли вы,– обратился тогда Сегеди ко всем нам,– этот эпизод достаточно насыщенным смыслом и содержанием, чтобы подвергнуть его нашему исследованию?
Мы ответили утвердительно. Но я сказал, что Дата Туташхиа должен все-таки растолковать нам некоторые подробности.
– Конечно,– сказал Туташхиа. – Без этого ничего не получится.
– Я тоже имел это в виду,– присоединился к нам граф. Прошу вас, господа, пусть каждый спросит, что желает!
Но мы молчали. Все, по-моему, боялись одного – неуместным вопросом испортить дело: не представляя всех глубин замысла Сегеди, сослужить ненужную службу каким-нибудь тайным его планам.
Видя, что никто не решается начать, Сегеди повел речь сам.
– Скажите мне, господин Туташхиа,– сказал он,– как могло случиться, что Зарнава знал заранее, что вы появитесь? Опытный и умный преследуемый, как известно, не допустит подобного промаха.
– Не спорю, ваше сиятельство, предупреждать заранее – это всегда опасно. Но что делать, если зачастую нельзя обойтись без такой ошибки! Я должен был повидать Зарнава во что бы то ни стало! А ходить впустую не имело смысла. Надо было знать, что он дома, а как узнаешь, если не предупредишь. Лучше всего в таких случаях – если сообщаешь, что придешь тогда-то,– нагрянуть или раньше того дня или позже. Тогда ошибка не так груба. Опасность, конечно, остаемся, но уже из того ряда, о котором мы говорили,– когда у тебя семь шансов из десяти... Скажите сами, граф, а вам – в вашиш тайных делах – всегда удавалось сделать так, чтобы тот, кто хочет прийти, сумел это скрыть от того, к кому он должен прийти?
– К прискорбию, никогда почти не удавалось,– ответил Сегеди.
– Так случилось и со мной в тот раз. Хотя я был и предусмотрительным, и осторожным. До назначенного срока я дня два следил не только за домом Зарнава, но и за всей округой. И после назначенного срока тоже целый день – с утра до вечера следил. И если бы хоть что-то было подозрительным, я не переступил бы порога этого дома. Но не было ничего... И я не ошибся, я был прав... Но об этом мы поговорим потом.
– А как получилось,– спросил я,– что Зарнава хотел бежать на помощь с твоим карабином, а ты не пустил и отнял его у него?
Я задал свой вопрос не просто так – у меня была своя цель: вытащить на свет как можно больше свидетельств о том, что Дата Туташхиа старался избегать враждебных столкновений с властью.
– Все это не так, как может показаться. – Дата закурил и сделал несколько затяжек. – Поймите, Зарнава бежал не для того, чтобы сцепиться с полицией,– он бежал для того, чтобы дать им знать, что они ошиблись, что убили совсем не тех людей, а человек, который им нужен,– вот его карабин! – сидит беспомощный у него на кухне. Полиция охотилась за мной, а не за ними, она не знала, кто они, не ведала, зачем пришли, не видела, когда вошли. Она считала, что там только я и мой друзья!