Давай не отпускать друг друга
Шрифт:
Игорь отступил вглубь квартиры, в одно движение натянув футболку и спрятав под ней просто неприлично волнующий Риту торс. А потом помог ей снять куртку и пристроил ее на вешалку.
— Руки помыть можно там, — а когда Рита повернулась, кашлянул. — А, ну да, ты и так знаешь. — Еще раз кашлянул. — Я пошел на стол накрывать.
Ужин у Игоря был без изысков, то, что называют, холостяцким. Отварное филе индейки и консервированная кукуруза. Впрочем, Ритка и сама часто не заморачивалась с готовкой, и такой ужин мог бы быть и на ее столе — вполне. Все, что организму нужно, в тарелке присутствовало. Сейчас же
Впрочем, молчание не длилось долго. Утолив первый голод, в хозяине квартиры снова включился доктор Золотов. И, аккуратно орудуя ножом и вилкой, он стал рассказывать о каком-то интересном способе лечения заболеваний того вида, что было диагностировано и у самой Риты. В речи Игоря то и дело мелькали такие слова, как плазмаферез и аутогемотерапия. В чем был смысл, Рита улавливала плохо. С каждой минутой этой лекции ей становилось все более и более очевидным, что пришла она все-таки зря. И он не Игорь. А доктор Золотов.
— Ты какой чай пьешь? — он доел с аппетитом свою порцию, Рита домучила свою.
— Я? — переспросила она растерянно. Рита теперь не понимала, что она здесь делает. Маргарита, ты же навязываешься! Опять ему навязываешься, только сейчас, во второй раз, оправданий у тебя нет. Никаких. — Я не хочу чая. Спасибо за ужин, но я пойду.
Рита резко встала и вышла в коридор. Она услышал, как за спиной щелкнула кнопка чайника. А потом послышались шаги.
Рита чувствовала, как ее затапливает какое-то совершенно неадекватное ситуации отчаяние. Будто она не взрослая уверенная в себе девушка. А закомплексованный подросток, над которым в очередной раз посмеялись. И почему-то никак не получалось снять куртку с крючка.
— Зачем ты приехала?
Горячее и горькое отчаяние, как перевертыш, вдруг превратилось… во что-то другое, но такое же — по силе. От того, что его дыхание шевельнуло волосы на шее. Дыхание сверху. И он стоит за ее спиной, очень близко. Такой высокий, большой, красивый. В этих проклятых серых штанах, с намертво впечатавшимся в ее память рельефом мышц груди, рук и живота. И его негромкий и спокойный голос, откуда-то тоже сверху и на ухо.
Два раза повторять не буду. Ты будешь подо мной.
Повтори мне это еще раз. Пожалуйста.
Она обернулась резко. И ткнулась носом в его шею. Пахнет от него… им. До головокружения.
— Я пришла вот за этим.
И спустя несколько секунд его руки легли на ее спину, и Риту прижали к большому теплому мужскому телу. А ей показалось, что вот прямо сейчас она хлопнется в первый в жизни обморок.
Но такой возможности Риту лишили. Игорь мягко поднял ее опущенное лицо за подбородок и так же мягко коснулся ее губ своими. Не робко, а уверенно, но без давления. Словно приглашал к игре. И Рита с удовольствием вступила в эту игру. Он, наклонив голову, коротко прижался к ее рту, слегка приоткрыв губы — и отстранился. Они повторила его маневр, закинув руки ему на шею. Потом снова пришла его очередь, при этом руки его медленно гладили Риту по спине между лопаток. А она его — по шее и затылку. При очередном соприкосновении между ее приоткрытых губ оказался кончик его языка — и Рита с наслаждением впустила его в свой рот. Ей уже очень хотелось больше — больше близости, влажности, интимности. И он дал ей.
Игорь умел целоваться — так, чтобы и напористо, и без грубости. Идеальный баланс. Скользнул руками до поясницы. И едва Ритка успела порадоваться, что они перешли к ласкам «ниже талии» — как он наклонился и подхватил ее на руки.
Рома никогда не носил ее на руках — подумала вдруг Рита. А Игорь даже не напрягается особенно. Роман никогда не дышал ей в шею сверху вниз — рост не позволял. И это тоже… да все в нем… просто сводило ее с ума. И все то недолгое время, пока он нес ее к кровати, Рита, не переставая, короткими и жадными движениями гладила его шею.
Сегодня Рита даже не пыталась проявлять инициативу. Она, собственно, даже понять не могла, что двигало ею в прошлый раз — наверное, стресс и водка, не иначе. Но сейчас ей вовсе не хотелось проявлять инициативу. Она хотела услышать тихое и твердое: «Ты будешь подо мной». Она хотела быть под ним. Она хотела его. И Рита получила все сполна.
Какая же она красивая — до сих пор не привык. Или уже отвыкнуть успел — ведь запрещал себе думать о ней, вспоминать ее тело и удивительные глаза. А она пришла. Пришла — и он забыл про все свои благие намерения и принципы. Как гипноз какой-то, ей-богу.
Впрочем, версия гипноза — это так, для красного словца. Игорь прекрасно отдавал себе отчет в своих действиях. Это он ее целует. Он ее раздевает. Сам. Потому что хочет ее.
И как ее не хотеть — такую… такую идеальную. Игорь запретил себе торопиться. Чтобы рассмотреть все. Чтобы всем насладиться.
Как скользят между пальцев длинные густые волосы, как они укутывают ее плечи. Изгиб скулы. Приоткрывшиеся от прикосновения его пальцев губы. Гладкая кожа. И будоражащий контраст необычного цвета ярких глаз и длинных черных ресниц.
Вот как с ней сексом заниматься, если любоваться хочется?!
Обхватив тонкую сильную шею сзади ладонью, Игорь прижался к приоткрытому рту губами. А другой рукой принялся расстегивать пуговицы на ее рубашке. Какое белье на тебе сегодня?
Оказалось — черное. Простое. Ни кружев, ни рюшек, ничего подобного. Но и оно будит фантазию так, что только держись. И снять хочется тут же.
Когда его руки скользнули ей за спину, Рита прогнулась, облегчая ему доступ к застежке бюстгальтера. И рвано выдохнула, когда белье полетело куда-то на пол. Игорь тоже выдохнул, чуть ровнее — но это ненадолго. Потому что таких у него все-таки не было.
Он не думал сейчас о других девушках, что были в его жизни. Он просто чувствовал, что с ней его ждет что-то совсем особенное. Потому что новым было волнение только от одного предвкушения близости с этой девушкой. Потому что хотелось вот прямо сейчас и сию секунду — дернуть на себя, развести ей бедра и одним рывком взять. И в то же время — любоваться, даже не касаясь. И все это происходит с ним и одновременно.
— Игорь… — тихо прошептала она, потянувшись к краю его футболки. И собственное имя, произнесенное женским хрипловатым срывающимся шепотом, тоже совершенно неожиданно обожгло какой-то запретной сладостью. Все с ней было не так, как он привык. И это не — раздражало при всем его консерватизме. Будоражило.