Давай поспорим?
Шрифт:
— Иди сюда, Каренина. Я тоже, — сказала Рома и притянул меня к себе, что возразить я уже физически не могла.
— Ты же обещала всегда составлять мне компанию, м? — напомнил он мои же слова.
— Да, но не в танце же. Ой, прости, — первый раз наступила ему на ногу.
— Нет, ты все-таки уникальна, — сказал больше себе нежели мне.
Рома так тесно прижал меня к себе, что каждым миллиметром я чувствовала его. Такого сильного и…стального. Боже, у него стальные мышцы. Его рука, которая до этого момента лежала у меня на талии, аккуратно сантиметр за сантиметром опускается вниз. А лицо находилось так близко, что я чувствовала его дыхание. Такое
И Рома как будто прочитал все мои мысли, ну или просто считал мое состояние, что через мгновение его губы уже коснулись моей шеи и ключицы. А потом он поцеловал впадинку между ними.
Когда его поцелуи прекратились, я открыла глаза, чтобы увидеть, каким темным взглядом он на меня смотрит. Темным, почти черным, ведь серой радужки почти не видно. И слышно частое дыхание. Рома смотрит то в мои глаза, то спускается к моим губам. Как тогда, у подъезда.
Я, конечно же, раньше целовалась с парнями, и знаю этот момент, когда двое смотрят друг на друга и каждый из них понимает, что через секунду они поцелуются. Вот эта секунда дается на то, чтобы ты молча согласилась на дальнейшее, ну или отказалась. Это не надо говорить, это надо чувствовать. Но именно сейчас все, что между нами происходит, мало похоже на отношения парня и девушки. Это отношения между настоящим мужчиной, который привык быть главным, и его хрупкой женщиной, которая привыкла быть за ним, уметь ему подчиняться.
Рома не дает мне этой секунды, да она и не нужна. Мне сейчас кроме этого поцелуя ничего и не нужно. Спросите, готова ли я отказаться от воздуха в обмен на касание его губ? Я не раздумывая отвечу “да”.
Его губы сначала нежно и осторожно касаются моих, пробуя их, исследуя. А потом, придерживая меня за затылок и не давая ни малейшего шанса отстраниться от него (глупый, я не стремлюсь это сделать), углубляет свой поцелуй, доминируя и порабощая. Да, вот так грубо и властно показывает свою территорию. Как в том в фильме про дикую природу, когда лев должен показать свою силу перед самками, ведь именно они решают, будет ли он владеть их прайдом и создавать потомство. Мы конечно, не в саванне, но сейчас лев по имени Роман, полностью завладел своей территорией и показал мне, что никакой другой представитель этой кошачьей породы больше не в состоянии конкурировать с ним.
Это был поцелуй мужчины. Поцелуй, от которого кружиться голова. И это не потому, что не хватает воздуха. Голова кружиться от эмоций и чувств, которые сейчас внутри меня и в воздухе вокруг нас. Он даже стал густым и на несколько градусов выше, как мне показалось. Жарко, очень жарко и душно.
— Черт! — Рома резко от меня отстранился, как будто ошпарился.
Он отошел от меня на несколько шагов, и стало так резко холодно, что я обхватила себя двумя руками в жалкой попытке согреться. Рома, подойди, обними меня!
Он стоял спиной ко мне какое-то время, в своих мыслях. Я не видела его лица, только его широкую спину и плечи, которые довольно часто поднимались от частого дыхания. Но потом он так же резко повернулся ко мне, взглянул уже серыми глазами. Такими серыми, как мокрые морские камни, которые собираешь на берегу после шторма. Рома сгреб меня в охапку, да, именно так,
— Настя… поехали ко мне…
Вот черт! Да, я безумно хочу этого. Я безумно хочу его, но… не могу. И это не просто какая-то отговорка, что на первом свидании девушка даже не целуется. Ха-ха. Я реально не могу, потому что меня ждет мама, которую завтра с утра надо сопроводить в больницу. Хотя… может это и звучит, как оправдание. Потому что я…боюсь.
— Нет, Рома.
— Почему?
— Я… боюсь, — честно призналась я, врать ему мне хотелось.
— Меня?
— Не совсем…
— Я не понимаю… Настя, я не сделаю тебе больно, я вообще не сделаю того, что тебе не понравится, — улыбнулся он. Обезоруживает.
— Рома, пожалуйста…
Но Рома уже не слышал меня. Он провел влажную дорожку от мочки уха до основания шеи. И, клянусь, если бы не люди вокруг, он опустился бы ниже, как в том моем сне. Слегка прикусил косточку ключицы, оставляя следы зубов и вызывая мурашки и легкий озноб. Начинает колотить, бросать то в жар, то в холод. Я никогда ничего подобного не испытывала. И если скажу, что не понимаю, что со мной происходит, я не совру. Какой-то пожар начинает разгораться в районе живота, когда одна его рука уже скользит вдоль груди, немного сминая и сжимая. Только сдавленный и грудной стон, который вырвался у меня, сработал как чека у гранаты, перед тем, как Рома накинулся на мои губы, словно изголодавшийся лев на свою жертву — нежную, но дикую лань.
— А с этим что мне прикажешь делать, а?
Он взял мою руку в свою и переместил к себе ниже живота, где уже вовсю можно почувствовать его готовность. Черт! Черт! Черт! От этого откровенного движения я сама уже схожу с ума: от желания, от пошлости, от откровенности. И меня нисколько не смущают люди, которые проходят мимо нас и осуждающе цокают. Плевать. Рома, мой Рома меня хочет. И как объяснить, что секундой позже я сама слегка сжимаю его член через тонкий слой его одежды, и в ответ получаю его сдавленный утробный рык? Ему нравится. Плохая, плохая Настя. Но мне нравится его дразнить. Я слегка прикусываю кончик его языка, который во всю уже хозяйничает у меня рту.
— Бл*ть, Настя! — хрипло произнес Рома.
— Прости, — улыбнулась я, зная, что моя инициатива ему нравится.
— Еще слово, и я отвезу тебя к себе и затрахаю так, что твои стоны будут слышны на первом этаже.
— Тогда мне сегодня следует следить за языком.
— Следи, потому что на него у меня отдельные планы.
Не говоря больше ни слова, Рома взял меня за руку и повел в обратном направлении. Очевидно, уже в сторону машины. Вот сейчас молчание было в тягость. Хотелось либо опять говорить, либо опять целоваться. Так же бешено и страстно. Но до машины мы дошли молча, но держась за руки.
Что я чувствую? Девушкам же принято делиться именно чувствами…. Смятение. Раздрай. Сомнение. Да, наверно это то, что твориться у меня в душе. А еще неудовлетворение, потому что его фраза про затрахаю и стоны не осталась без следа: пожар в животе стал настолько невыносим, что я готова была уже позволить ему сделать со мной все, что только вздумается, лишь бы не отпускал и не прекращал меня целовать.
— Настя… — с мольбой сказал и посмотрел на меня.
Боже, этот взгляд серых глазах я, наверно, никогда не забуду. Как будто от моего ответа зависит его… все. Одним своим согласием я могу вернуть его к жизни, а отказом погубить. Но…