Давай заново
Шрифт:
Беспрекословно выполняю указание, пока Вадим постанывая смывает подсыхающие следы потасовки, разливая на асфальте лужицу сотканную из крови и пыли.
— Давай в больницу, — тревожно шепчу, переминаясь с ноги на ногу.
— Да пошла ты.
Вырастает передо мной в полный рост, зло прищурившись, мешкает, видимо размышляя стоит ли мне съездить по лицу или приберечь наказание до лучших времён. Мы оба замечаем боковым зрением, как Андрей привстает, кидая предупреждение, что готов ко второму раунду, если вдруг Штрих решится на глупость.
Застегивает ветровку и накидывая капюшон
— Какой же ты, всё-таки дурила, — усаживаюсь на корточки между колен Андрея. — Я же просила не устраивать «Ледовое побоище».
— Почему это я дурак? Я потерпевшая сторона, ты же видела, он первый ударил.
Он почти успевает справиться со своими эмоциями, только хищно раздувающиеся ноздри, да горящие глаза, выдают не утихомиренный гнев.
— Я тебя дураком не обзывала. Просто намекнула, что ты поступаешь не мудро связываясь со мной. Этот цирк был ни к чему.
Перевожу взгляд на сбитые костяшки рук, покрытые красной палитрой крови: его и Вадима, содранная кожа наверняка саднит и ноет до одури. Остатками воды обмываю его кисти, слегка дую на распухшие пальцы, а затем касаюсь тёплыми губами пульсирующей от боли кожи.
— Ксюх, тебе нравится так жить?
— Я уже так живу и меня всё устраивает.
Взъевшись на меня из-за ответа, Андрей вскидывая руки, сгребает щёки в охапку и припадает разбитыми губами к моим, вольно врываясь языком в рот, жёстко наказывая и кусая до истомы, до потери пульса от грубости на грани с чем-то дурманящим, забирающим последние остатки разума.
— Не надо, Андрей, — нехотя отстраняюсь, но цепляясь ногтями за ноги Андрея, дабы не рухнуть на землю, потеряв чувствительность в ногах от поцелуя. — Я не такая хорошая и положительная, как кажусь на первый взгляд. И не хочу больше переходить чёрту. Я люблю тебя, как друга.
— Ну-у-у… извини … бля мою вольность.
Впечатывает кулаки в асфальт, вновь разбивая их в кровь, неистово рыча, прожигая во мне дыру. Морщится, пока выуживает из узкого переднего кармана брюк зажигалку. Подкурить получается не сразу, но зажжённая сигарета вдруг начинает потрескивать и дымить от того, что табак сыреет, промокая кровью стекающей с пальцев, зловонно воняя, палёной плотью. Я чувствую подступающую тошноту, сдерживая рвущийся поток брезгливости, проступающий на языке горьковатой влагой отдалённо напоминая о недавно съеденном апельсине.
Глава 15
С момента драки проходит каких-то несколько дней, на редкость тихих. Вадим удаляется зализывать раны подальше от меня, не появляясь ни в поле зрения, ни в зоне слышимости. Может это и к лучшему, хотя в случае со Штрихом, к такому повороту предпочтительнее употребить «бабка надвое сказала» и временное затишье, может обернуться тщательной проработкой плана мести.
Ведь Вадим никогда и ничего не прощает, не спускает с рук и не уходит просто так, не оставив за собой последнего слова. Он ещё найдёт время и способ проявиться, а это ожидание бьёт больнее, чем пощёчина явно давно заготовленная для меня.
На работе обстановка
Со стороны это выглядит глупо, но я решаю не наседать, витающее между нами напряжение поутихнет и тогда мы сможем поговорить без риска саморазрушения.
И вообще, в последнее время слишком много проблем на мою бедную голову. Невольно морщусь, когда новая тошнотворная волна накатывает, привнося кисловатый привкус, оседающий чем-то липким на нёбе. Сдерживаюсь, глотая несочетаемую смесь вдруг скисшего молока в «Латте» и мерзкого негодования проявившегося от задорного смеха Смирновой в ответ на шутки Андрея.
Эти голубки выходят из кабинета, тонкие пальчики Наденьки приглаживают взъерошенные волосы, поправляют узел галстука, небрежно съехавший в сторону, доказывая красноречивее всяких слов, что между Надей и Андреем последние полчаса происходило отнюдь не совещание.
«Неужели им обязательно постоянно вторгаться в личное пространство друг друга прямо на людях?» — негодую, давясь приступом тошноты от разворачивающейся картины.
— Андрей… — нагнав их, замолкаю, перехватив холодный до неприятия взгляд. — Сергеевич, — спустя длительную паузу выдаю официальное обращение к начальству. — Можно мне пораньше сегодня с работы уйти?
Он изумлённо смотрит, сдерживая из последних сил то ли желание мне отказать, то ли клокочущую неприязнь к обыденной просьбе и тут же отстраняется от своей спутницы, шагнув мне навстречу. Встаю как вкопанная, одеревенев от напряжения.
— А что так? — нервозно барабанит пальцем по пачке сигарет, привлекая внимание к ссадинам затянувшимся корками, как маячками напоминая о недавней потасовке. — Раны зализывать побежишь Вадиму?
— Прекрати. Не выноси грязное белье при посторонних.
— А то, что? — цедит сквозь зубы. — Выпинаешь меня из своей жизни? Так я вроде в офсайде теперь. Или ваша ревностная сука сидящая в глубине души сподобится….
– хрипит над самым ухом, проникая ядом слов в голову и без того замороченную. — И позовёт меня к своим ногам в самый ответственный момент, когда ей того захочется?
Недовольно поджимаю губы, злясь не на произнесенную ремарку, а на её правдивость. Ведь Андрей от части прав, я всё чаще и чаще ревную, и не задумываясь, притягиваю его к себе, мало заботясь о том, как это неправильно и эгоистично.
— В этот раз я никого не просила вмешиваться, а даже наоборот, — негромко поясняю, ощущая любопытные взгляды.
Андрей ногой распахивает дверь, втаскивая меня в курилку, делая этим импульсивным действом только хуже. Не видя нас, коллектив додумает сам, приукрасит и пустит по офису новую разрушительную волну сплетни, которая и без стараний Славика посеет такие зёрна сомнений в теории, что мы просто друзья, а не любовники играющие в игру понятную исключительно нам.
— Узнаю Зановскую. Она всегда сама невиновность, нимб спрячь, слепишь, — огрызается Андрей, не пряча издёвку, выуживая из пачки сигарету так резко, что та ломается и летит в урну.