Давайте напишем что-нибудь
Шрифт:
– Почему Вы нам раньше не сказали, что мы заблудились? – с отчаянием спросил Случайный Охотник. (Спасибо, Случайный Охотник! – Авторская ремарка.) – Вы обязаны были сказать!
– Я и себе самому этого не говорил… права не имел, поскольку отвечал за вас! Зачем сеять сомнения? Надо было спешить, надо было уходить все дальше в будущее, оставляя за собой сантиметры, метры, километры. И смеяться в лицо опасности. И побеждать стихии. И ни на что не отвлекаться в пути, ибо идея звала за собой. Но мы заблудились.
– Да что ж Вы заладили-то, как попугай! – простонал Хухры-Мухры. – Смотреть на Вас
Деткин-Вклеткин помотал головой:
– Мы не в пространстве заблудились, а… здесь. – Указательным пальцем Деткин-Вклеткин показал на голову.
– В Вашей голове заблудились? – опешил Хухры-Мухры, не в силах представить себе, как такое возможно.
– Боюсь, что Вы не там заблудились, – вздохнула Умная Эльза. – Боюсь, что Вы заблудились вот… тут. – И она показала рукой на грудь.
– У Вас в груди заблудились?! – Хухры-Мухры выглядел дурак дураком.
Деткин-Вклеткин потупил острые глаза.
– Расскажите нам о совершенстве, – с грустью попросил он Умную Эльзу. – О совершенстве Окружности. Абсолютно Правильной Окружности из спичек.
– Она очень большая… – начала Умная Эльза.
– Это мы и без Вас знаем! – перебил Хухры-Мухры.
– Молчать! – рявкнул на него Деткин-Вклеткин: лев, тигр…
– Она больше, чем мы думаем, – спокойно продолжала Умная Эльза. – Больше, чем восточное полушарие, больше, чем земной шар, больше, чем наша галактика…
– Еще! – неслышно, одними губами, прошелестел Деткин-Вклеткин.
– …она везде – и она совершенна. Нам кажется, что мы просто выкладываем спички – одну за другой, но мы выкладываем не спички… мы выкладываем наши сердца, наши души, наши жизни – мы выкладываем все, что у нас есть. И когда у нас ничего уже не останется – совсем ничего, только тогда можно будет считать, что мы построили наш участок… вверенный нам участок. И Японский Бог посмотрит на нас и улыбнется. И скажет: «Молодцы. Отлично справились!»
Деткин-Вклеткин сидел на земле и смеялся. И слезы текли по его щекам.
– Не пойму, он смеется или плачет? – спросил Хухры-Мухры Случайного Охотника. – Какое-то дезориентирующее поведение…
Случайный Охотник не ответил.
– А почему Бог – японский? – продолжал приставать Хухры-Мухры.
– Мы же в Японии сейчас… вот и японский! Вам-то что за разница – японский бог, не японский? Бог – и ладно: какой бы ни был, все равно ведь Бог!
– Лучше бы наш был… национальный, – тихо сказал эскимос Хухры-Мухры. – То есть, один из наших: например, Торнгарсоак. Но можно, конечно, и Арнаркуагссак.
Случайный Охотник посмотрел на него серьезно:
– Молитесь тому богу, который поблизости. И не привередничайте.
– А дойдет молитва-то? – робко спросил Хухры-Мухры.
– Любая молитва доходит. Любому богу. В любой части света.
Тут Хухры-Мухры закрыл глаза, достал из нагрудного кармана амулет – человеческую пуповину, положил ее перед собой и, приняв молитвенную позу, горячо заговорил в пространство:
– О, Японский Бог… находящийся поблизости! Прости, что я обращаюсь к тебе без посредника, но ни одного шамана нету вокруг – и некому оживить и оседлать бубен, некому ускакать на нем в Верхний мир и принести оттуда весть дорогую. У меня же самого нет ни бубна, ни варгана, ни лука, ни хорошего облачения – да я никогда и не камлал. Тем не менее, я, недостойный, все равно обращаюсь к тебе, о Японский Бог. Ты не знаешь меня. И имя мое – Хухры-Мухры – ничего
И стало тихо во всей Японии – так тихо, что слышно было, как возле самой вершины Фудзиямы ползет по склону улитка.
– Не шуми так, с ума сошла? – шикнула на нее Умная Эльза.
Улитка перестала ползти.
– Где вы его взяли, такого чистого? – кивнув на все еще стоящего в молитвенной позе Хухры-Мухры, благоговейным шепотом спросила Умная Эльза, спустя полчаса или больше.
– В юрте сидел… невидимый миру, – сквозь слезы улыбнулся Деткин-Вклеткин.
Улитка снова принялась ползти по склону горы – правда, почти бесшумно.
Хухры-Мухры очнулся и спрятал человеческую пуповину в карман.
– Я помолился, – отчитался он Случайному Охотнику, словно тот мог не слышать его молитвы. – Как Вы думаете, поможет?
Случайный Охотник растроганно обнял его:
– Конечно, поможет! Слова-то Вы какие нашли… проникновенные.
– Это я умею! – простодушно похвастался Хухры-Мухры. – У меня слова сами из души жизни выходят. Привык, видите ли, молиться: знаете ведь, на Северном полюсе, кроме как с богами, и говорить не с кем. Но на Северном полюсе проще: там боги тебя с полуслова понимают! И на твоем родном языке вежливо в ответ разговаривают. Скажешь им: «Пожалуйста, покажите мне цветы-тюльпаны!» – а они тебе: «Рады стараться, эскимос Хухры-Мухры!» – и показывают.
– Где ж показывают-то? – спросил Случайный Охотник, сроду не видевший цветов-тюльпанов на Северном полюсе.
– Так во сне показывают – не наяву же! Наяву при нашей температуре там все цветы-тюльпаны замерзли бы. А во сне тепло, они там не мерзнут. Я цветы вообще очень люблю, а от тюльпанов уж совсем без ума. Была б моя воля, я бы Абсолютно Правильную Окружность из тюльпанов выкладывал! А Вы бы из чего?
– Я бы… – было слышно, как в голове Случайного Охотника случился оползень: он никогда и не пытался представить себе Абсолютно Правильную Окружность сооруженной не из спичек, а еще из чего-нибудь. – Я бы… Я бы выкладывал ее из сосисок: очень сосиски люблю, хотя, может быть, это и неприлично. – Широкое лицо его побагровело от стыда.
– Да уж, – побагровел вслед за ним и Хухры-Мухры. – Еще как неприлично: тюльпаны и сосиски – это две очень большие разницы…
– Почему же неприлично? – воскликнула Умная Эльза. – Когда любишь – все прилично: неважно, кого или что! Лишь бы вы сердцем строили, а тюльпаны у Вас в сердце или сосиски… или вот монументальная композиция «Никогда и ни при каких обстоятельствах не забудем мать родную» – все равно! Только в Японии начинаешь хорошо понимать такие вещи.
– Вы долго жили здесь? – спросил Случайный Охотник, из чувства благодарности перейдя на «вы».