Давид
Шрифт:
Её лицо было раскрасневшееся и опухшее от слёз. Всегда ненавидел женские слёзы. Сначала просто думал: трахну один раз и отпущу к своему муженьку, но она мне понравилась. Что-то в ней зацепило. Она непохожа на других.
И я знал, что это было. Знал, чем именно она меня привлекла. Это была непокорность. Стоило мне только поманить пальцем, как другие женщины сами прыгали на мой член, стонали подо мной, как в последний раз, и с удовлетворённым причмокиванием отсасывали, глотая мой член по самые гланды.
Но эта возразила мне, она пыталась стоять против меня, но у неё ничего не получилось.
Провёл своими пальцами по нежной и мраморной коже девушки. Красивая. Она была словно кукла. С золотыми волосами, с голубыми глазами, словно дневное небо, курносым носом и алыми губами, словно маки.
Мне понравилась её маленькая грудь, а больше всего мне понравилось входить в неё. Туда, где так узко и сладко. Я не заботился о том, что сделаю ей больно. Я каждый день делал кому-то больно и не обращал внимания на чужие чувства. Боль и сострадание удалено у меня с корнем ещё в детстве. Их удалила жизнь, когда швыряла меня по помойкам и заставляла есть отбросы. Я был таким же отбросом, как те, которые живут на улице, но ради своей мести я поднялся. Я обещал самому дорогу человеку, что отмщу за неё, и я отомстил.
***
Я встала от яркого солнца, которое слепило меня. Подняла свою голову и застонала в голос. От того, что всю ночь проревела, сильно болела голова. Перед глазами стали проноситься картинки той ужасной вчерашней ночи.
Быстро осмотрела комнату и, когда поняла, что нахожусь здесь одна, тихонько встала. Подошла к окошку и посмотрела на улицу. Взгляд сразу упал на площадку, где занимался мужчина. Он делал какие-то непонятные выпады и удары руками. Казалось, что он с кем-то дрался, но был один.
Он как будто почувствовал, что за ним наблюдают и резко развернул свою голову, а я еле-еле успела скрыться за занавеской.
К глазам снова подступали слёзы. Я думала, что они уже закончились, но нет, оказывается, что-то ещё осталось.
Я пошла в ванную, встала под прохладные струи воды и разрыдалась снова. Между ног всё ужасно саднило и болело. Я намочила мочалку холодной водой и приложила её к промежности. Спустя немного времени боль стала утихать. Все моё тело покрывали синяки. На талии синело очертание пятерни этого чудовища. Я лбом упёрлась в прохладный кафель в надежде унять головную боль, но всё было тщетно.
Спустя полчаса я вылезла из ванной, обернулась в полотенце и пошла к зеркалу. Провела рукой по запотевшему стеклу и вздрогнула. На меня оттуда смотрели звериные глаза. И как давно он стоит? Как ему удаётся так бесшумно передвигаться и быть таким тихим?
– Я жду тебя в спальне.
Вот и все. Сейчас опять будет меня насиловать, как ночью.
– Прошу, – догнала я его у кровати. – Прошу, не нужно, у меня всё болит.
Я смотрела на него умоляюще, а он даже не повёл в мою сторону взглядом.
– Я предупреждал, что не нужно сопротивляться, сама виновата. Обопрись на кровать и раздвинь ноги.
– Нет, – мои глаза стали наполняться влагой, и мужчина начал расплываться передо мной.
– Встань,
– Нет, не хочу, – покрутила я головой, как китайский болванчик, и выполнила приказ.
– Умная девочка.
Он прошёлся своей пятернёй по моей голове, а я машинально дёрнулась от его прикосновения. Мужчина одним рывком стянул полотенце с моего тела, раздвинул мои ноги шире, нажимая своей ладонью между лопаток, чтобы я прогнулась ещё глубже, и вошёл в меня одним рывком.
Всё опять повторилось. Он брал меня жёстко, так, как хочется ему, по-другому он вряд ли может и умеет. Он просто больной маньяк, который заводится оттого, что причиняет боль другим людям.
Затем он с рыком кончил мне на спину и ушёл, оставив меня одну в спальне. А я села на колени и просто задыхалась от рыданий.
Я так больше не могу, я не могу терпеть того, что он со мной делает! Или я умру под ним, или я это сделаю сама.
Решительно встала с колен и пошла в ванную. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я намотала на кулак полотенце и разбила зеркало. Я смотрела на кучу мелких осколков у меня под ногами и точно знала, что мне нужно делать.
Взяла один осколок в руку, посмотрела на свободную руку, на тонкие полосочки, которые были у меня под кожей, выбрала место, где я сделаю надрез. Только я хотела сделать порез, как меня резко оттолкнули, и я выронила из руки осколок.
Подняла свою голову: передо мной стояла Зульфия, цокая своими пышными губами.
– Дурочка, какая же ты дурочка! – начала размахивать женщина своими руками перед моим носом.
– Я так больше не могу! Я не проживу ещё день, если он так продолжит… – хотела я договорить, но не смогла. Очередной стон плача вырвался из моего рта.
– Убить себя проще всего, а ты попробуй не сломаться. Докажи, что ты хоть чего-то стоишь.
– А смысл?
– Хозяин поймёт, что ты не очередная игрушка.
Я смотрела на женщину, у которой в глазах было полно оптимизма.
– Зачем тебе это? Зачем ты работаешь у него? Он же не человек, он – чудовище, – последние слова я произнесла почти шёпотом.
– Это чудовище спасло мне жизнь и жизнь моим близким, и я буду верна ему до последнего вздоха, – проговорила женщина, а я не поверила её словам. Он может только причинять людям боль. Он не может никого спасать.
– А теперь поторопись, хозяин ждёт тебя на завтраке.
– Нет, я не сяду с ним за один стол. Я лучше с голоду умру, но не сяду.
– Если умная, то сядешь.
После своих слов женщина вышла из ванной. А я ещё полежала пару минут, встала и пошла в комнату.
Я не понимала, что она имела в виду. Но она почему-то была за меня. В её глазах была какая-то надежда, за которую я ухватилась.
Я всегда жила как комнатное растение. У меня всё было хорошо. Я была послушным ребёнком, отличницей, примерной женой и хорошей подругой. Никто и никогда не позволял вытирать об меня ноги. Вокруг меня не существовало людей, которые причинили бы мне боль. У меня всегда было кому за меня заступиться, но сейчас я одна. Я должна стоять сама за себя горой. И я должна выжить и не сломаться, что бы со мной не происходило.