Дай! Дай! Дай!
Шрифт:
– Ну, а что тебе удалось у этого твоего Рассохина конкретно выяснить?
– Массу нужной и полезной информации! – с жаром откликнулась Рита. – Во-первых, ему тридцать пять лет. Он имеет чин капитана. Хочет после выхода в отставку открыть свою детективную контору. Потом он любит Челентано, между прочим, точно также, как и я. Вместо футбола предпочитает смотреть бокс. Тоже в точности, как я! И к игровым автоматам или там казино его и на аркане не притащишь!
– Похоже, информацию ты собирала очень избирательно.
Но Ритку уже несло.
– Он всегда подтянут,
Последнее Ритка выделила особенно.
– А еще он предпочитает говорить правду, – добавила она затем, – старается без необходимости не лгать, а если уж приходится, то паршиво себя после этого чувствует и старается побыстрее исправиться.
– Другими словами, наш капитан – это самая подходящая кандидатура для любой девушки хоть немного за двадцать? И кто она такая? Я ее знаю?
– Кого?
– Ну, ту девушку, для которой ты стараешься?
Ритка замялась.
– Вообще-то я подумывала про себя.
– Вообще-то ты замужем!
– За кем? – презрительно хмыкнула Ритка. – За человеком, которому было глубоко наплевать на меня? Наплевать на то, что я последние годы, как мы стали жить вместе, ни разу не поехала отдыхать, потому что все время денег не было? За человеком, который съедал последний кусок колбасы, который имелся в доме, а потом шел и нажирался в самых дорогих ресторанах? Хоть бы уж этот последний кусок мне оставил! Ведь я частенько шла на работу, только выпив чаю с хлебом. Потому что последнее Никитке отдавала. Бутерброды ему на работу опять же готовила. И куда, спрашивается, он их девал, эти бутерброды? Выбрасывал небось в первую же попавшуюся урну! Отдал бы эти бутерброды лучше мне!
По надрывной нотке, которая появилась в голосе у Риты, чувствовалось, что у нее наболело, накипело и теперь нещадно рвется наружу.
– Ладно, наплюй. Хочешь, всегда можешь развестись.
– И разведусь! – кровожадно пообещала Рита. – Вот только вытащу этого дурака – своего мужа – из беды, в которую он вляпался, и сразу же разведусь. Исполню, так сказать, свой последний долг.
– Да стоит ли, если Никита был такой сволочью?
– Ты что? Конечно, мы должны ему помочь. Пусть он и гад, и мерзавец, но… Но мы должны ему помочь. Потому что ты правильно сказала, быть мерзавцем – это одно, а совершить убийство – это совсем другое. Не верю я, чтобы этот малохольный, который все эти годы врал мне, вместо того чтобы просто поговорить, а потом развестись, убил человека. Не верю! Кишка тонка.
– Но все указывает на него, – возразила Мариша. – Соседка его видела. Шарф его был в квартире убитого. Отпечатки опять же. И еще оказывается, что он все врал про похищение. Никто его не похищал, он все это время прятался у Карины.
– Все равно. Слишком всего много. И знаешь, я думаю, что Цыпу убил кто-то из его близкого окружения. Не Никита, но человек, хорошо его знающий!
– Кривко? Убил Цыпу, а подставил родного племянника?
– Не обязательно Кривко, – помотала головой Ритка. – Но кто-то из тех людей, с которыми тесно общался Цыпа.
– А что думает по этому поводу
– Он тоже считает, что Никиту подставили!
– Вот как? Почему же он тогда не отпускает твоего мужа на свободу?
– Как ты не понимаешь! Он боится тем самым спугнуть настоящего преступника.
– О-о-о! Но ведь он даже не знает, действительно ли таковой имеется.
– Имеется, – твердо произнесла Рита. – И этот человек был очень-очень зол на покойного. Ведь для того чтобы учинить такой разгром в квартире, когда в соседней комнате лежит труп хозяина, нужно либо обладать железными нервами, либо люто ненавидеть убитого.
– А что еще сказал следователь? Что им удалось выяснить про этого Цыплакова?
– Разумеется, они под микроскопом изучили его личность.
– Ты имеешь в виду работу экспертов над телом убитого?
– И это тоже. Но там ничего утешительного для нас не предвидится. Удар тяжелым переплетом повредил черепную коробку Цыплакова. На переплете полно отпечатков пальцев моего Никиты. В принципе это и неудивительно, он часто бывал в квартире дяди и наверняка трогал его книги. Но в ходе расследования убийства любая мелочь приобретает значение. Одним словом, ничего обнадеживающего для Никитки эксперты не выяснили. Но зато…
Ритка выдержала паузу.
– Зато?
– Зато в личности самого Цыплакова прослеживается множество странностей.
– Например?
– Например то, что он всю жизнь был профессиональным игроком. Но если в начале своей карьеры игрока он ничем не отличался от тысяч себе подобных бедолаг, бывало, что проигрывался в пух и в прах, то после восемьдесят первого года все в его жизни изменилось.
– Серьезно? И как же это?
– Начать с того, что он купил себе шикарную квартиру. Ту самую, где мы с тобой были, на Мойке. Потом машину, потом еще одну машину. Обставил квартиру дорогой антикварной мебелью.
– Частично это были подделки вашего дядюшки Кривко. Тот ловко втюхивал Цыплакову фальшивки.
– Неважно, – отмахнулась Ритка. – Главное, что деньги у Цыпы появились. И деньги немалые. Судя по тому образу жизни, который он мог себе позволить, он имел очень и очень приличный доход. И в связи с этим спрашивается – откуда?
– Ну… Наверное, играл и выигрывал.
– Да. Но что-то раньше ему так не везло. Даже ему совсем не везло. Он проиграл сначала доставшуюся ему от родителей квартиру, переехал в коммуналку. А потом и ее был вынужден продать, чтобы расплатиться с долгами и вообще перебраться в какую-то халупу, которую и жильем-то назвать было трудно.
– Вот как? И ты знаешь, где находилась эта халупа?
– В Тосно. Даже не в самом Тосно, а еще ехать километров двадцать. Какие-то торфяные разработки. Приезжающим давали там комнаты или квартиры без горячей и холодной воды, без канализации и с печным отоплением. Рассохин говорит, что дома были дырявые и гнилые уже через несколько лет службы, они никак не подходили для жизни людей. И тем не менее люди там жили и, что самое важное, живут до сих пор.
– Серьезно? А как же этого Цыпу забросило в торфяники? Или он там работал?