Дай! Дай! Дай!
Шрифт:
– Ну и парочка, – покачала головой Мариша. – Один шулер, другая шлюха.
– Не обижай их. Цыплаков любил карты, а его жена мужчин. Такое встречается не так уж редко.
– Ты мне лучше скажи, как наш Паршавин стал вдруг Цыплаковым? Или это не он?
– Он. Когда мы с Никиткой бывали у дяди Бори дома, то я видела его ранние фотографии. Он это! Без сомнения – он.
– Ну я теперь уж и не знаю, как звать нашего покойника. Сначала мы думали, что он дядя Боря Кривко. Потом узнали, что он Цыплаков. А теперь выясняется,
– Нам? Нам – ничего. А вот следователь должен ею заинтересоваться.
С этим Мариша была совершенно согласна. Конечно, должен. Еще бы ему не заинтересоваться. Ведь получается, что Паршавин выкрал у своего соседа-пьяницы Цыплакова его паспорт. И вместе с этим паспортом переехал в Питер, где и начал новую жизнь под новым именем, но с чужими документами.
Но подождите! А кто же тогда погиб на болотах, мужественно защищая Матрену от рук насильников и грабителей? Если не ее муж Паршавин – Цыплаков – дядя Боря Кривко, то кто же тогда?
– Голова идет кругом, – призналась Мариша. – Совсем ничего не понимаю.
– Сама никакая сижу. Одна надежда, что следователь хоть что-нибудь да из этой истории ценного для себя выудит.
– Угу.
Лично Мариша считала, что будь следователь хорошим работником, он должен был бы сам поехать и побеседовать с бабулей. И о чем, интересно знать, думал Паршавин, живя под фамилией Цыплакова? Ведь могли найтись люди, которые бы узнали его по прежней фамилии. И что тогда? Как бы он объяснил, что бросил двух маленьких дочек и их беспомощную бабушку на произвол судьбы? Или его подобные мелочи не волновали?
И самое главное, почему, презрев двух родных дочек, Паршавин вдруг, спустя долгие годы, воспылал столь горячей любовью к Никите, который даже не был ему племянником? От многочисленных вопросов голова у Мариши пухла. И она подозревала, что не сможет оказать мужу тот горячий прием, на который он, видимо, рассчитывает.
Муж оказался дома. Но под воздействием маминого наваристого борща и пирожков с картошкой, луком и с мясом, он уже подобрел и смягчился. Так что на задержку жены сверх регламентированного времени еще на полтора часа посмотрел сквозь пальцы.
– Дорогая! – раскрыл он ей свои объятия. – Как же я соскучился без тебя! Иди скорей ко мне!
– Подожди, – сварливо, словно столетняя бабка, отозвалась Мариша. – Дай обувь хотя бы с ног сниму.
И, поражаясь самой себе, она протопала в ванную комнату, где тщательно обтерла сапожки от налипшей на них глины. Тщательно вымыла руки, поправила прическу. И только после этого подошла к мужу. Впрочем, прическу он ей снова тут же смял, заграбастав ее в свои могучие объятия.
– Как же я тебя люблю! – провозгласил он, едва не оглушив Маришу. – Ты себе просто не представляешь.
– Не представляю. Нормальные
– Для меня нет никого важнее тебя, – совершенно серьезно заявил ей Смайл.
– Как же! Так я тебе и поверила!
– Я говорю правду.
– Что я сама не вижу, что с нами происходит! Ты меня не любишь! Тебя никогда нету рядом.
– Но сейчас-то я рядом, – резонно возразил Марише муж.
Мариша не нашлась, что ответить ему на это. Поэтому они еще немножко поругались, потом помирились, а потом пошли лопать мамин борщ с пирожками. Сама мама Мариши к этому времени таинственно исчезла, оставив вместо себя Дину и записку на столе.
Записка предназначалась Марише, но первым на кухню из душа вошел Смайл и он же первым прочитал ее.
– «Не болтайся со своим расследованием, пока муж дома», – прочитал он вслух и, посмотрев на Маришу, спросил: – Любимая, что это значит? Ты снова ведешь какое-то расследование?
– Не какое-то, а очень важное. Помнишь Ритку?
– Это такая высокая, долговязая пискля?
– Ну, в принципе верно. Значит, ты ее помнишь?
– Еще бы. У нас на свадьбе она пела так, что все гости разбежались. И что с ней случилось?
– Не с ней. С ее мужем.
– А с ним что? Мне казалось, что такой доходяга воды не замутит.
– Замутил, – вздохнула Мариша. – И еще как. Вляпался по полной программе.
– И что же он натворил?
– Сначала мы все думали, что он порешил родного дядю.
– Порешил? В смысле убил?
– Подожди, – поморщилась Мариша. – Дослушай до конца. Потом оказалось, что дядя ему не родной и даже вовсе никакой не дядя. И мало того что не дядя, так и сам этот дядя еще жил под чужим именем.
– Потрясающе! И как этому Риткиному мужу удалось так все лихо закрутить?
– Мы и сами бы хотели знать.
– И я бы не отказался. Но для начала я бы хотел услышать всю историю целиком.
Под борщ история совершенного или не совершенного Никиткой преступления пошла на ура. И к тому моменту, когда Смайл доедал последнюю ложку знаменитого маминого жаркого из свининки с фасолью, он был уже полностью в курсе произошедшего.
– Ну и дела! – произнес он наконец, откидываясь на спинку стула и довольно поглаживая живот.
Во время обеда Смайл опрокинул в себя несколько рюмочек и теперь пребывал в самом что ни на есть отличном настроении.
– Ну и дела, – повторил он. – Выходит, что этот Паршавин украл документы у своего соседа Цыплакова и все время, пока его не кокнули, жил под чужим именем?
– Выходит, что да.
– Но как такое возможно? Разве настоящему Цыплакову не приходили какие-то заказные письма, извещения, квитанции по оплате, наконец? Он должен был смекнуть, что кто-то использует его паспорт и его имя.