ДАЙ ОГЛЯНУСЬ, или путешествия в сапогах-тихоходах. Повести.
Шрифт:
Это ваш брат,— скажет по-английски худолицый,—ваш отец, ваша сестра... Понимаете?
— Да,—ответит Ваганов, не в силах двинуться с места,— да...
Врач в Шайоне сказал ему: чтобы вылечиться он должен добиться «расположения» лианы Стать ей родным,-тогда лиана спустится к нему, ощупает его тело, «выслушает» широкими листьями и распознает болезнь. Прильнет, прилипнет листам (может быть, надолго, так что запаситесь терпением) и вылечит. Чем? — фитонцидами? соками? токами? — на это пока нет ответа.
Ваганову оставлено ружье, еда,
Худолицый (Ваганов так и не запомнил его имени) и его сын уходят. Сын, прощаясь, как и отец, пожал Ваганову руку, что-то, как и отец, пожелал на незнакомом языке. Они скрылись в зелени леса. Ушли. Ваганов один. На десяток километров один. Боль пока дремлет, но скоро вернется.
...Черт-те что! Мысли и чувства Ваганова маятниково качаются от радужных надежд до полного отчаяния. От жизни к смерти. «Собственно,— пробует рассуждать Ваганов,— ведь я пожил уже, все главное позади — что меня еще ждет?» Но эта мысль дальше продолжаться не захотела, и Ваганов заглушил ее, вытеснил — начав ставить палатку.
Палатку он поставил чуть поодаль, чтобы ненароком не повредить корни и дерева, и, не дай бог, лианы.
Проверил ружье, старую двустволку английского, конечно, производства. Патронов к ней пять, н Ваганов вспомнил, что сказал ему худолицый, вручая ружье: «Э тайге, а вулф — пах! пах!»
Продукты: хлеб, консервы, фрукты, чай, сахар, сухари.
Когда все было разобрано и подготовлено, Ваганов подошел к дереву, похожему листьями на тополь, только более длинными. Потрогал его кору, сбросил муравья с лианы. Глянул вверх, где в кроне пряталась ее верхушка. Одна ветка лианы ползла по нижнему суку, обвивая его. Она-то, наверное, и должна — должна? — спуститься к нему...
Поляна была — длинный травяной островок среди леса, пологий справа налево, спускающийся далеко вниз; дерево с лианой стояло в верхней части островка. Метрах в пятнадцати от него, в лесу, чуть позванивал ключик, стекая вниз тоненьким ручейком.
От ручейка Ваганов вернулся к дереву и, чувствуя страшную усталость, буквально сполз по стволу дерева вниз; лег — с одной только мыслью — будь что будет!..
Часа полтора проспал Ваганов, неудобно привалившись головой к стволу, а когда проснулся, ужаснулся тому, что произошло с ним за последнее время. Болезнь, надежды, трудное добывание разрешения на поездку черт-его-знает-куда и чертего-знает-зачем, прощание с женой и дочерью, путешествие, городок Шайон, отошедший уже за эти полтора часа в прошлое, худолицый, его сын, ружье, родник, лиана...
Ваганов поднял голову: за время сна ничего, разумеется, не изменилось — ветка все так же обнимала сук, не думая спускаться к Ваганову.
Ему захотелось закричать — нахлынул детский ужас, страх ребенка, оставшегося в одиночестве в незнакомом, чужом месте, тот самый неуправляемый страх, который он испытал совсем недавно, наполовину забравшись на кран. Ваганову захотелось бежать отсюда—бросив все,— бежать в деревню, а оттуда в Шайон — и домой, домой, к черту лечение, к черту лиану, все это придумано для дурачков, он умрет здесь скорее, чем дома...
Громадным усилием усмирил Ваганов закипавшее в нем безумие, удержал тело, рвущееся броситься по тропинке вслед за худолицым и его сыном.
Намеренно медленными движениями стал готовить чай. Худолицый снабдил его таганчиком, некой треногой с обручем, под которым разводят огонь, а на обруче стоит чайник. Ваганов установил таган, наломал в кустарнике сухих веток поджег...
Вот и первый его огонек—да где—в Индии! В Гималаях!
Чайник быстро закоптел, с непривычки (а вернее, с отвычки: в войну Ваганов был хорошо знаком с таганам) он кипятил его долго. Когда дым понесло в сторону лианы, испугался - вдруг ей не понравится?
Чай он пил, так же сидя у дерева, из толстой фаянсовой кружки, думая, что вся его затея - страшная чепуха, что он не успеет вовремя выбраться отсюда, чтобы повидать еще жену и дочь.
Забираясь на ночь в спальный мешок, привезенный, очевидно, кем-то до. него (жив ли?) издалека, Ваганов положил рядом ружье и долго не спал, слушая птичьи крики, чье-то ухание, верещание, шорохи ночной жизни леса. Несколько раз просыпался, нащупывал ружье, слушал звуки, изменившиеся за это время, снова засыпал.
Утром, чуть вылезши из палатки, увидел змею. Длинная, тонкая, она кольцом лежала у дерева и подняла голову над землей, когда увидела движение у палатки. Ваганов встал —в траве проструился, прошелестел ручеек, змея исчезла. Ваганов осмотрелся. Все было как вчера. «Может, тоже лечиться приползла?—подумал Ваганов.— Неужели и здесь очередь?»
На завтрак ушло много времени, но Ваганов был этому рад. Других дел не было. Мысли двигались— из-за вернувшейся боли — замедленно, вяло. «А вдруг еще кто-то из зверей лечиться придет?»— запоздало подумал он.
После завтрака сел у лианы, на вчера найденное место, сел покорно, как будто принимал в поликлинике кварц.
Врач в Шайоне говорил с ним по-английски, Ваганов кое-что понял. Лиана — их в этом краю несколько сот — лечит только одного человека за всю свою жизнь. Она, пошутил он, однолюб. Врачи не знают пока, почему лиана спускается к больному человеку,— каждый раз причина другая, какой-либо закономерности они не уловили. Нужно добиться ее расположения, настроиться на ее волну. Но может, лиана настраивается на волну больного человека? Может быть, она слышит крик боли? Возможно, играет роль время, проведенное вместе — да, это наверняка. Возможно, еще чтото... Вы сами должны это выяснить. Должны быть в какой-то мере исследователем. И даже помочь нам в этом.