ДАЙ ОГЛЯНУСЬ, или путешествия в сапогах-тихоходах. Повести.
Шрифт:
— Бонжур, мадемуазель Натали!
— Ты бы еще с кастрюлей вышел. Спрячься! — скомандовала она Валерке.— Культура... Па, я в кино иду.
— Мама же сейчас придет.
— Пятичасовым автобусом не приехала — значит, на такси... Уже билеты куплены.
С кем идешь? Со Станиславам?
— Ну его. Со Светкой и Юркой.
— А что Стасик? Чем он тебе не угодил?
— Скучно. Он такой точный... как часы. Ничего непредвиденного. Школа — институт — инженер — заведующий отделам... Квартира — машина — двое детей (он
— Зато спокойный,— неопределенно выразился отец.
— От такого спокойствия — знаешь — повеситься захочешь. Да ни за что! Олька тоже говорит: а что тут такого? Я хочу — чтобы ничего не было известно. Хочу, чтобы как у мамы. Раз — звонят: «Юлия Викентьевна, голубчик, два дня вам на сборы — и в Югославию с делегацией. Все бросайте—надо!» Вот как я хочу!
— Оба что-то вы одно заладили: «Как мама»,— проворчал отец.
— А что,— появился все с той же сковородкой Валерка,— она и в войну партизанкой была, и сейчас...
Тут Шитов взорвался.
— Хватит! — он отшвырнул газету, сорвал очки.— Надоело! Ничего вы не понимаете! У человека должна быть жизнь! Жизнь,— он обвел комнату рукой, и стало понятно, что жизнь, по его мнению, это мир квартиры, совместные вечера, тишь, шелест газет, разговор, телевизор.— Я тоже воевал! И тоже, между прочим,— это он дочери,— инженер и начальник отдела. Думаете, маме это нравится — мотаться? Или, может, мне?! И вы туда же: «Пти презент!» Сейчас же на кухню, Валерий!— Вскочил, показал рукой.— А ты когда сядешь за уроки, Наталья?
— Я уже все кончила, папа,— спокойненько, вразумляя, ответила Наталья,— еще у Светки,— и сделала бровками.
— «Хочу, чтоб не было ничего известно!» Знала бы ты, что это такое — когда ничего не известно! Ты ведь не знаешь этого! Когда сидишь, как на мине, когда...— Шитов швырнул и очки на диван.— Узнаешь — вспомнишь мои слова!
Валерка появился из кухни.
Па, я все съел. Можно, я пойду?
— Иди!
— Я тоже пойду, пап,— сказала Наталья.
— А не поздно?
— Мне уже шестнадцать,— этаким юридическим голоском ответила дочь.— Я уже не ребенок.
— Это тебе так кажется... А! — Шитов махнул рукой.
Дети вышли вместе. Хлопнула дверь. Ссыпался по лестнице Валерка, простучали торопливые каблучки Наташи. Звуки затихли, Шитов включил телевизор. Подвинул кресло, сел. Звук он убрал; на экране был некто в очках, пишущий на доске формулы и объясняющий их. Шитов его не слушал, но смотрел. Шитов внимал шагам на лестнице, каждый раз поворачивая к ним голову.
Телефонный звонок буквально сдернул его с кресла.
— Да?
В трубке булькал женский голос. Шитов отвечал:
— Здравствуйте. Нет. Еще нет. Сегодня вечером. Нет. Спасибо — прекрасно. Передам.—Раздраженно:— Да нет, все в порядке! Что там с ней могло случиться! Вы думаете, могло? Ну и что, что она женщина! Что вы имеете в виду?.. До свидания.
Озадачен.
— Черт побери... Сел у телевизора.
— Черт побери...
И еще немного погодя:
— Вот дура...
Встал, походил по комнате — обеспокоен.
Подошел к торшеру, стал механически включать его и выключать, то освещая, то погружая в темноту лежащие на диване газеты «Правда», «Известия», «Красная звезда».
Вдруг направился в прихожую. Открыл дверь на площадку, выглянул, прислушался. Пусто, тихо, только в самом низу слышны детские голоса.
— Черт побери...
Вернулся к телевизору, где на экране, широко разевая беззвучный рот, стоял у рояля пожилой певец во фраке. Включил на секунду звук, услышал вопль, резко убрал.
Переключил на другую программу. Там — взрыв, пулеметные очереди, окоп. Стал смотреть. Дал звук — громкий...
И все-таки услышал сквозь шум боя скрежет ключа в замке. Она. Юля. Усталая, безразличная. Заглянула в комнату.
— Здравствуй,— сухо. Сняла плащ, туфли, на него и не взглянула.
У Ивана гора с плеч.
— Устала?
— Чуть жива. Наталья пришла?
— Она в кино. Валерика видела? Я ужин приготовил. Что там новенького? — Как он рад ей был, как суетился!
— Ничего. Семинар, взбучку получила, сидела красная как рак.
— Ужинать будешь?
— Сперва ванну.
— Я подогрею котлеты.
— Не надо — я сама. К нам никто не придет?
— Нет. А что?
— Так просто. Не звонили?
— Подружка твоя,— с неодобрением,— звонила.
— Кто?
— Полина.
— А-а... Больше никто?
— А кто должен был звонить?
— Да никто, что ты ко мне пристал?
Он пожал плечами и снова, на этот раз успокоенно и законно, сел за телевизор. Юля сняла жакет, хотела было повесить, потом, раздумав, взяла его с собой в ванную.
...Шитов смотрел кинофильм.
Юля вышла из ванной в той же одежде.
— Ты почему не переоделась? — оглянулся Шитов.
— Иван, нам надо поговорить.— Юля подошла к столу, оперлась об него рукой.— Дай мне сигарету.— В голосе ее Шитов почуял незнакомое напряжение.
— Ты куришь?
— Да. Снова. Второй год. А ты не замечал?
— Нет. Думал: балуешься.
— — Ничего не замечал?— голос Юли стал еще выше.
— Нет. А что я должен был заметить?
— Что я слишком часто в командировках, не замечал?
Он повернулся, уставился на нее.
— Что я слишком часто болею — это тебе не было заметно? — уже злясь, крикнула Юля.— Ничего не замечал? Нет? Ну и получай —я тебе изменяю!