Дай умереть другим
Шрифт:
– Но как же я ему теперь покажусь в таком виде? – жалобно спросила Светлана, уставившись на багровое пятно, проступившее на ее груди. – Что я ему скажу?
– А ничего не говори, – отмахнулся Сосо. – Он тоже не станет задавать глупых вопросов. И вот еще что. – Обойдя застывшую Светлану кругом, грузин ущипнул ее за ягодицу и распорядился: – Чтобы к зиме поправилась, красавица. Вам с рынка хорошие продукты доставлять станут, свежие, качественные… Масло, фрукты, орехи, мед. – Сосо поощрительно шлепнул Светлану по заду. – Молодого барашка надо кушать,
– Но я модель! У меня диета!
– Про свои диеты-шмиеты забудь. Тощая совсем, смотреть не на что.
Сосо демонстративно отвернулся. Светлана бросилась на подворачивающихся каблуках к двери.
От красотки, привыкшей расхаживать по подиуму с гордо поднятой головой, ничего не осталось, ее карьере в модельном бизнесе пришел конец. В апартаменты Сосо входила девушка, привыкшая повелевать мужчинами, а выскочила оттуда растрепанная шлюшка в перекособоченном платье.
Охранник, проводивший Светлану взглядом, сначала восторженно прищелкнул языком, а потом сплюнул.
Глава 8
Как низко можно пасть
1
– Надо было мне пойти вместо Лены, – сказал Костечкин. Каждая фраза, произнесенная им этим утром, сопровождалась горестным вздохом, и эта не стала исключением.
– Ты полагаешь, что тебя можно с ней спутать, м-м? – поинтересовался Громов.
К этому ироническому вопросу так и напрашивалась улыбка, но его лицо сохраняло неподвижность. Теперь Громов был в ответе сразу за двух самых дорогих ему людей, и его не покидало ощущение, что в груди вместо сердца поселился тяжелый угловатый камень. Иногда он поворачивался там, внутри, и тогда Громову трудно было сдерживать болезненную гримасу. Какие тут улыбки, к чертям собачьим!
– Я мог бы выдать себя за Анечкиного отца, – сказал Костечкин, тут же поправившись: – Вернее, за ее отчима.
– На Алана ты тоже не похож, – заметил Громов. – Ни капельки.
– Ха, еще чего не хватало! Но ведь бандиты его никогда в глаза не видели.
– Зато Анечка своего папашу ни с кем не спутает.
– Ну и что?
– А ты представь, как бы она тебя встретила, – проворчал Громов.
– Да, – сокрушенно протянул Костечкин. – Неувязочка получается. Что же теперь делать-то, а?
– В милицию звонить, – ответил вошедший в кухню Алан. – Я уже тысячу раз говорил и повторяю вновь: хватит играть с огнем. Как можно брать на себя такую ответственность, не понимаю!
– По-твоему, главное, переложить ответственность на чужие плечи? – сухо спросил Громов.
– Воля ваша, Олег Николаевич, а я сегодня же отправлюсь куда следует и напишу заявление. Обижайтесь, не обижайтесь, – рука Алана решительно разрубила воздух, – а делу пора дать законный ход.
– Что ж, – прищурился Громов. – Каждый вправе делать свой выбор.
– Вот именно. И я его сделал.
– Кажется, я тоже, – пробормотал
Покосившись на него, Алан толкнул Костечкина в спину и буркнул:
– Пересядь. Это мое место.
– Проголодался? – съязвил Костечкин.
– Не твое дело, – парировал Алан.
Пока они продолжали обмениваться репликами в этом же духе, Громов смотрел в окно. Гроздья рябины уже покраснели, значит, зима не за горами. И вскоре наступит Новый год, как обычно. Только будут ли снова наряжать елку в этом осиротевшем доме? И получит ли свои подарки Анечка, мечтающая об игровой приставке?
Кулаки Громова непроизвольно сжались.
Разминаясь утром, он провел бой с тенью, работая в полную силу. Блок… удар рукой в голову мнимого врага… ногой в корпус… уход… разворот… новый удар – и так на протяжении получаса, все быстрее, все резче. Вправо, влево, падение с перекатом, возвращение в стойку, удар.
А потом руки у Громова опустились, хотя он еще не успел выложиться полностью. Умение наносить и держать удары в данный момент ничего не решало. Это был не тот случай, когда все решает физическая сила. Для того чтобы одержать победу над реальными, а не воображаемыми противниками, необходимо придумать и осуществить безукоризненный план действий.
К настоящему моменту такой план еще только вырисовывался в мозгу Громова, но начальный этап уже прояснился. Один из троих мужчин, собравшихся в кухне, был лишним. И этот третий должен был уйти.
– Андрюша, – попросил Громов, – побудь в другой комнате, пожалуйста.
Костечкин вскочил так порывисто, что едва не опрокинул табурет.
– Я вообще могу убраться отсюда, если мешаю! – заявил он высоким, звенящим голосом.
– Как же я без тебя, лейтенант? – удивился Громов. – Впрочем, если ты передумал…
– Никто не передумал, – смягчился Костечкин, прежде чем удалиться. – Секретничайте на здоровье. – Дверь за ним захлопнулась без особого шума.
– Давно бы так, – одобрил Алан. – Совсем не обязательно решать семейные проблемы при посторонних.
– Да, – пробормотал Громов. – Посторонним здесь делать нечего.
– Что вы сказали?
– Завари-ка чайку, говорю.
– У нас «Липтон», – откликнулся Алан, гремя чайником. – Пакетики с двойным шнурком.
– Зачем с двойным?
– А так отжимать в чашку удобнее, чтобы заварка даром не пропадала.
– Мудро, – оценил Громов. – И очень экономно.
Алан не расслышал иронии в его голосе, и вовсе не потому, что шумела сбегающая из крана вода. Есть люди, обладающие превосходным слухом, но остающиеся при этом абсолютно глухими. Им безразлично, что пытаются втолковать им окружающие или голос совести. До них очень многое не доходит. Таким, толстокожим, ничего не стоит спрятаться за спину женщины, избить раненого, согнать гостя со своего законного места. Вокруг них страдают и мучаются, а они тщательно отжимают чайные пакетики, чтобы не пропало ни капли грошовой влаги.