Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев
Шрифт:
Под ним качалась конская спина, и лес качался вокруг него. Корявые ветки наплывали, норовя уколоть глаза, хлестнуть по лицу, оборачивались костлявыми руками нечисти, скрюченными цепкими пальцами. Витко уклонялся, не понимая, где сон, а где явь, что морок, а что он видит взаболь. Среди дня морочила его нечистая сила — альбо болезнь-лихоманка пристала к ранам и морочила голову — Витко не знал, не понимал. Тропинка вилюжилась, как свиной хвост. Мало не падая с седла, хватаясь за гриву
Несколько раз конь гневно храпел, косясь в чащу (какая чаща, откуда?! в Степи его ранили, в Диком поле!), пугливо прядал ушами и приплясывал, чуть ли не роняя всадника наземь — чуял волков альбо рысь. Тогда Витко, шёпотом матерясь сквозь зубы, через силу выпрямлялся в седле, сжимал колени и заставлял коня идти прямо. А голова шла кругом, в висках стучало, глаза жгло…
Очнулся Витко оттого, что в окно длинно и ярко било солнце. Чего-то со мной было — ошалело подумал он. Дёрнулся было встать — голову и спину пронзила рогатая молния боли, и гридень со стоном упал обратно на подушку и подстеленные шкуры. И враз вспомнил всё. Ну альбо почти всё.
Застонал, стиснув зубы. Да неужто всех положили Вышатичи?! — а в том, то это были именно Вышатичи, он не сомневался ни на миг. Отлично помнился крик княжьего посла, гридня Владея:
— Вышата? — посол ещё не понимал, он ещё улыбался. А Ростиславль гридень мчался к нему с нагим клинком в руке, и Владей крикнул голосом, внезапно ставшим чужим. — Вышата Остромирич!
И сшиблись конные кмети…
В глазах Витко замглило, на ресницах на миг закипели гневные слёзы, стыдная для воя бабья вода. Из радужного тумана выплыло лицо, шевельнулись губы.
Гридень зажмурился, стряхнул слёзы с ресниц, прояснился и слух и взгляд.
— Очнулся? — радостно спросил странно знакомый парнишка. Откуда он, Витко, его знает?!
— Да вроде как, — через силу усмехнулся кметь. — Не понял ещё.
Парнишка удивлённо засмеялся.
— Ожил, верно, раз шутки шутишь, — заключил он. — Ну и полоснули же тебя, смотреть было жутко. Поесть тебе принести?
— Кто из наших ещё живой остался? — враз охмурев, спросил Витко, всё ещё мало что понимая. В памяти смутно всплывало, что-то вроде дороги чрез чащу… откуда тут в Диком поле чаща?
Парнишка покачал головой.
— Что, вовсе?! — Витко похолодел.
— Кто ваши-то? — пожал тот плечами. — Ты к нам один выехал, мы тебя за мёртвого приняли… Парни думали — степной дух какой. А ты с коня упал и обеспамятел.
— Кто — мы? — не понял Витко. — Я вообще где?!
— Ну на Дону, ну! — пояснил парнишка. — Меня Неустроем зовут, а отца моего Керкуном, мой брат-близнец, Шепель, у Ростислава Владимирича в дружине служит, кметь уже опоясанный, не отрок и не детский даже!
При словах о Ростиславлей дружине лицо Витко невольно скривилось, но он смолчал. А Неустрой, ничего не замечая, беспечно спросил:
— А тебя что, половцы ранили?
— Половцы, — свистящим шёпотом сказал Витко, поражённый внезапной мыслью. — Куда меня ранили?
— В грудь, — парнишка подобрал к себе ноги, обнял их и положил подбородок на колени, так, словно ему было холодно. — Насквозь чем-то просадили, мало сердце не задели. Так наш знахарь сказал. И на лбу ссадина здоровая — ударили, видно.
— Сколько дней я пролежал?
— Да… с седмицу, должно быть, — растерянно ответил Неустрой.
Витко попробовал счесть в уме — не выходило. Мысли путались. Крепко по голове приложили…
И вдруг вспомнил.
— А… Корочун скоро?
— Так через три седмицы же! — опасливо ответил Неустрой, опуская ноги с лавки на пол.
— Че-го?! — Витко рывком сел, зарычав сквозь зубы от боли. — Надо ко князю скакать немедля!
— Куда? — не понял парнишка. — В Тьмуторокань, что ли?
— Конь есть? — отрывисто спросил гридень, спуская ноги с лежанки.
— Какой тебе конь ещё? — изумлённо воскликнул Неустрой, глядя на Витко расширенными от страха глазами. — Да тебя ветер повалит прямо на крыльце. Куда тебе ехать сейчас?
— Я… мне в Полоцк надо! — бормотал гридень, цепляясь за стену, чтобы встать с застелённой шкурами лавки.
— Да ты отлежись хоть до утра! — воскликнул Керкун, появляясь в дверях. — Куда тебе ещё ехать-то на ночь глядя?!
Ноги Витко подкосились, и он упал обратно на лавку.
— Вот так-то лучше, — удовлетворённо проговорил хозяин, набрасывая на гридня рядно. — Ты, болезный, сейчас поешь и спи. А я сына пока за конём пошлю.
— Княжья служба, — шептал Витко, цепляясь пальцами за руки хозяина и сам плохо понимая, что он говорит. — Не найдёшь коня — пешком пойду, сдохну по дороге, на твоей совести грех будет… А за князем полоцким не пропадёт…
И вот теперь, у самого Полоцка!
Витко через силу поднялся и побежал к воротам, едва переставляя ноги. Земля шаталась и била по ступням чугунными молотами.
А от ворот навстречь уже летели вершники городовой стражи. Подскакали, окружили, обдавая пылью и запахами конского пота, горячей кожи и нагретого железа.
— Так это же Витко! — подивился кто-то мгновенно, и гридень враз признал Несмеяна. — Никак стряслось что?
— Коня! — прохрипел Витко сухим потресканным ртом. — Скорее ко князю!