Даже ведьмы умеют плакать
Шрифт:
Девушка окинула меня рассеянным взглядом. Затем ее брови нахмурились. Она захлопала глазами, а потом уставилась на меня с таким выражением, словно увидела привидение.
– Что с вами? – спросил я ее по-русски.
Она нервно усмехнулась, а потом утвердительно сказала:
– Вы – Евгений Боголюбов.
Вряд ли моя художническая слава распространилась по Европе столь широко, что меня стали узнавать в лицо – да еще очаровательные соотечественницы. Я спросил:
– Откуда вы меня знаете?
– Вы – бойфренд Серебряковой.
В первый момент я даже не понял, о какой еще Серебряковой
– И вы – вы сбежали от Серебряковой, – добавила девушка. В ее словах прозвучала обличительная нотка.
– А вы что, из лиги защиты брошенных женщин? – Я постарался проинтонировать свой вопрос так, чтобы он прозвучал не обидно, а юмористически.
– Я – подруга Серебряковой. Ну, точнее, не совсем подруга, а знакомая. Но все равно! Серебрякова вас искала. Все больницы, все морги обзвонила – а вы!..
– Действительно, нехорошо получилось, – пробормотал я, не чувствуя, однако, ни тени раскаяния.
Странный у нас получался разговор. В самом сердце Вены, у собора Святого Стефана, сидят на каменной скамье двое русских. Они только что познакомились – здесь, в центре Европы, как будто собственной страны им мало. Кругом снуют по разным направлениям сотни венцев. Туристы любуются готическим фасадом собора, фотографируют – а эти двое уже выясняют отношения. Действительно, загадочные русские души.
– Куда же вы исчезли? – спросила девушка, и в тот момент я отчетливо понял: она нравится мне. Нравится до какой-то сердечной судороги. Настолько, что хочется смотреть в ее лицо бесконечно. И еще почему-то мне с ней было легко – кажется, можно болтать о чем угодно, и она все поймет.
– Куда я исчез – долгая история, – ответил я, не сводя с нее глаз.
– Расскажите, – настойчиво проговорила она, будто имела право требовать объяснений.
– Хорошо – но давайте не здесь. Может, выпьем вместе по чашечке кофе? – Я произнес это довольно безразличным тоном, но мне вдруг стало страшно, что она отрежет безразлично «нет» и уйдет, и больше я ее никогда не увижу. Я не мог ей этого позволить! И еще я страшился, что она начнет выкаблучиваться: «Да я спешу… да в другой раз… мол, я с незнакомыми в кафе не хожу…» – и тогда все ее очарование разрушилось бы: терпеть не могу жеманниц. Но она тряхнула головой и безо всякого кокетства сказала:
– Давайте. – Она указала на кафе «Аида» справа от собора. – Там?
– Нет. Это ширпотреб. Я знаю другое место. Здесь неподалеку. Там пирожные – еще вкуснее петербуржских.
Я встал со скамейки. Она тоже поднялась. Я понял, что она принимает приглашение, и от мысли, что она проведет со мной хотя бы ближайших полчаса, радостная и теплая волна разлилась по моему телу.
– Пирожные вкуснее петербуржских? – рассмеялась она. – Так не бывает.
Она доверчиво взяла меня под руку, и мне очень понравился этот жест.
– Бывает, – убежденно сказал я. – Есть же в русском языке устойчивое сочетание
Мы пошли в сторону Хофбурга, бывшей императорской резиденции. Здесь, в центре Вены, до всего было рукой подать, как в каком-нибудь Воронеже, – правда, красивее, чем в Воронеже. И гораздо буржуазней.
– Вы первый раз в Вене? – спросил я.
– Первый, – кивнула она. – И всего третий день. А вы?
– А я – во второй раз. Правда, я живу неподалеку.
Залог успешных отношений с девушками – даже теми, которые очень нравятся, – навести побольше тени на плетень. Девушки обожают загадочность.
– А где вы живете? – конечно же, поинтересовалась она.
– Здесь, в пригороде.
Она кивнула, будто все поняла, и воздержалась от дальнейших расспросов.
– Мы, кстати, с вами, – заметил я, – в совершенно не равных условиях.
Она вопросительно посмотрела на меня – на ходу, снизу вверх.
– Моя так называемая подруга Серебрякова, – пояснил я, – все вам, наверное, про меня рассказала. Что-то приукрасила, что-то наврала…
– Ничего такого мне про вас Серебрякова не рассказывала, – прервала она меня. – Только жаловалась, что вы исчезли. И не думайте, пожалуйста, что девушки только и делают, что парней обсуждают.
– А о чем же вы тогда говорите? – усмехнулся я.
– Есть много других, гораздо более интересных тем.
– Например? Фасоны кофточек?
– И это тоже, – улыбаясь, кивнула она.
Мне казалось, что разговор доставляет моей спутнице удовольствие. Время ланча закончилось, и на улице стало ощутимо меньше народа, только разрозненные группки туристов поспешали туда-сюда, да брели одетые с иголочки пенсионеры. По улице Кольмаркт, полной магазинов – от фешенебельных до простецких, – мы подходили к Хофбургу.
– Но, – сказал я, придерживая спутницу за руку, – я хотел спросить вас о другом. О самом важном. – Она недоуменно посмотрела на меня. – Как вас зовут?
– Ну, это просто, – улыбнулась она. – Зовут меня Лиза.
– Очень приятно. А вы – бедная Лиза или богатая Лиза? – спросил я, ерничая.
– Я – обеспеченная Лиза, – отбрила она.
ХУДОЖНИК. МОМЕНТ ИСТИНЫ
Мы дошли до кондитерской «Демель», где в витрине была выставлена шоколадная голова императора Франца-Иосифа.
– Эта кондитерская была поставщиком двора его императорского величества, – сказал я. – В начале двадцатого века светские львы, включая принцев крови, хаживали сюда с актрисками.
– Откуда вы знаете?
– Читаю на ночь путеводитель по Вене, – усмехнулся я (что было чистой правдой).
Мы вошли внутрь. За старинными прилавками в несколько этажей громоздились горы вкусностей. Глаза у меня разбежались. У Лизы, по-моему, тоже. Наконец я остановил свой выбор на пирожном «Шварцвальд» (или, в отечественной трактовке, «Черный лес»). Она предпочла знаменитый торт «Захер» со взбитыми сливками. Пить она захотела эспрессо, а я, словно истинный австрияк, меланж 7 . Я сделал заказ метрдотелю в черной бабочке, дежурившему у прилавка. Тот спросил, в каком зале мы предпочитаем сидеть: для курящих или нет. Лиза, слава богу, не курила.