Де Санглен Яков Иванович - рыцарь при императорском дворе

Дрюков Юрий Николаевич

– Ни за что в мире, любезный друг. Император, по донесению фельдмаршала, хочет отправить вас в Сибирь. Я прикажу сделать это камер-лакею, так как не хочу быть орудием вашего несчастия.

Вскоре к нему подошёл камердинер:

– Государь приказал вам сказать, что, по новому положению, никто из приезжающих из армии не является к государю, а должен явиться к графу Аракчееву.

Первое слово Аракчеева было: "Зачем вас ко мне прислали? Вы сами доверенная особа у государя?"

– Видно, это не так, ваше сиятельство! Меня послали

к вам...

– Ну, так отдайте мне ваши депеши. Я представлю их к государю.

– Если бы ваше сиятельство отправляли меня, как ныне Барклай, с тем, чтобы я депеши вручил единственно государю, то я бы никому кроме его не вручил. Сверх того, имею от Барклая словесное поручение к государю.

Мы опять пришли в генерал-адъютантскую.

– Подождите здесь.

Вскоре Аракчеев возвратился и, отворяя дверь, сказал: "Пожалуйте к государю".

Де-Санглен вошёл.

Государь стоял посреди комнаты, прислоняясь к своему письменному столу:

– Вы полагаете, для вас Сибири нет?

– Для невинного Сибири нет, государь!

Император, наморщил брови...

– Реляция Кутузова о Бородинском сражении мне не очень понятна; не можете ли вы мне кое-что объяснить?

Де-Санглен начал рассказ и, по окончании оного, прибавил: - Барклай поручил мне донести вашему величеству, что если он не убит, то он не виноват: он везде был впереди.

– Напишите мне, что рассказывали о Бородинском сражении, но черновой у себя не оставляйте... Зачем вы не остались в армии, когда Кутузов два раза увещевал вас остаться?

– Один раз, государь! Мне жалок был Барклай в его несчастии и оставленный всеми, им облагодетельствованными.

Государь потрепал де-Санглена по плечу: "Ты всё старый... Отвезите его к князю Горчакову; скажите, что он останется при нем".

Как рассказывал потом князь Горчаков: "он испугался, думая, что де-Санглена привезли к нему, дабы отправить в Сибирь".

При князе Горчакове де-Санглен оставался до 1816 года.

В начале 1816 года его пригласит к себе, по высочайшему повелению, граф Аракчеев и у них состоится беседа о деле Сперанского.

– Я вытребовал из Вологды Магницкого в Грузино и спросил: "Правда ли будто де-Санглен был причиною вашей ссылки?"

– Нет, если-бы мы не пренебрегли его знакомством, то вероятно ссылки бы не было... мы им одолжены, - ответил он.

– В чем же это одолжение состояло?

– Благодарность заставляет о том умолчать, чтобы де-Санглена не подвергнуть ещё большим неприятностям.

Теперь я спрашиваю вас: "Государь желает знать, в чем это состояло?"

Де-Санглен ничего не скрывая рассказал Аракчееву о всех тех событиях и его участниках, а в заключение добавил, что окончательно убедился в том, что "двор - это омут, в котором разве только один чёрт спастись может", и попросил графа исходатайствовать ему отставку.

Государь на отставку не соглашался, тогда граф выхлопотал де-Санглену по указу от 23 марта 1816 года: причислить к герольдии, с производством по 4 т. р. ежегодно.

"Когда я откланивался государю, его величество сказал:

– Я тебя не отставлял, ты на службе, и с жалованьем; отдохни; понадобишься - опять призову.

Он милостиво отпустил меня, даже прибавил: "до свидания"".

После этого де-Санглен отправился в Москву, где спокойно зажил в маленьком имении, занимаясь литературным творчеством. Вскоре он опубликует роман "Жизнь и мнения нового Тристрама", - подражание роману Лоренса Стерна "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена" и "Подвиги русских под Нарвою в 1700 г."...

Но после восшествия на престол Николая I, начали распространяться в Москве на его счёт разные клеветы, и все из дому московского генерал-губернатора князя Голицына.

Де-Санглен явился к князю и попросил его рассмотреть дела, которые возложены были на него императором Александром, из коих усмотреть можно, что все разглашаемое на его счёт просто клевета.

– Меня это не касается, и мне нет времени, - услышал он в ответ.

– Вы московский военный генерал-губернатор; я московский дворянин и прибегаю к вам, как к начальнику с просьбой.

– Я говорю вам: мне некогда.

– Так я докажу, ваше сиятельство, что сам император меня выслушает.

Де-Санглен поклонился и вышел вон.

Он напишет письмо Николаю I, после чего будет доставлен в столицу, причём тайно и ночью.

Вскоре будет устроена встреча де-Санглена с Николаем I.

"Император меня внимательно выслушал и даже поручил разобраться с доносом князя А.Б. Голицына "О иллюминатстве в 1831 г.".

Пришедши в мою комнату, я тотчас принялся читать порученный мне фолиант, и на каждый пункт писал мои опровержения.

Постигая во всей полноте волю его императорского величества, возложившего на меня пояснения сих бумаг, скажу я, как пред Богом сердцеведцем, карающим рано или поздно всякую неправду, то, что знаю. Ложь всегда была мне чужда!

...донос был едва ли не на всех, окружавших покойного государя и оставшихся при Николае I. Все были объявлены иллюминатами: кн. Александр Ник. Голицын, Кочубей, Сперанский и прочие; сам император Александр, даже митрополит Филарет..., без малейших доказательств.

Я все опровергал, с надлежащими доводами, и объявил доносителя фанатиком.

Во всех бумагах сих, намёков, ударений на лиц - пропасть; доносов - гибель; лжи - неисчётно, - и едва ли можно доселе ещё принять что-либо в доказательство.

Какая логика в этой статье, можно ли упрекнуть иллюминатов в цели, которая ведёт к мечтательному водворению всеобщей морали? Как? Водворение всеобщей морали - мечта? Чего же требует Евангелие, как не водворения морали, объясним слово - нравственности? И каким образом мораль, нравственность, трудятся над низвержением царей и престолов...