Дебилизация России и всего мира. Новое варварство
Шрифт:
– Сначала мы построим общинный дом, – живописует Дмитрий. – Там будет общая техника. Каждый будет обязан обрабатывать кусок общинной земли…
Изможденная блондинка, жена энтузиаста, который уже добрался до изложения моральных требований к соседям, кормит грудью уже довольно большого ребенка. У мальчика квадратная голова, вздутый живот и тонкие ручки и ножки.
Малышу другой женщины на вид месяцев шесть.
– Сколько ему? – ласково спрашивает маму
– Годик. Дома родили, – улыбается та. – И прививок никаких не делали. Кормить собираемся до пяти лет.
– Молодцы какие! – хвалит Марва. Женщина опускает малыша на подстилку, он принимается ползать – в год он даже не пытается привстать. Мама дает ему жевать грязные палки прямо с земли. У него кривые ножки, вздутый живот и большая голова – явные признаки рахита. Но целительница Марва, у которой, к слову, медицинское образование, говорит:
– Посмотрите, какие здоровые здесь собрались дети! Не надо допускать детские болезни. И потому их нельзя лечить лекарствами, иначе потом пойдут лейкозы. А как сейчас кормят в детских садах? Там еда абсолютно болезнетворная!
Я оглядываю женщин вокруг. Их руки и ступни от ходьбы босиком и жизни на природе в кошмарном состоянии, ногти и губы поражены грибком. Они спят на полу, некоторые живут в лесу.
От обилия сладких фруктов – это единственное, что я ем уже второй день, – у меня ломят зубы. Я не выдерживаю и варю на хозяйской кухне овощной суп из всего, что там есть.
Ко мне подбегает худая восьмилетняя Дашка:
– Зачем ты варишь еду, ведь есть же фрукты?!
– Слушай, от вареной пищи еще никто не умирал, а фруктами невозможно наесться.
– А я уже месяц ем только фрукты…
В кухню входит ее истощенная мать. Даша начинает клянчить у нее молоко, которое привез ктото из несыроедных гостей.
– Нет, молоко выпьет Алеся. Правда, Алеся? – в голосе Дашкиной мамы звучат стальные нотки.
Но я молоко пить отказываюсь – в надежде, что Дашка ночью его найдет.
Одно из крупнейших поселений анастасийцев, – «Родное» находится под Владимиром, вблизи деревни Ильино. Деревни здесь вымирающие, по дороге изредка встречаются смахивающие на алкашей местные. У анастасийцев здесь пятьсот гектаров полей с названиями «Мирное», «Ладное», «Заветное», «Солнечное» и т. д. Дом бабы Любы тонет в тумане на опушке леса и кажется покосившейся от старости избушкой на курьих ножках. Бабе Любе за шестьдесят, но выглядит она на пятьдесят: подтянутая, шустрая, с конским хвостом медных волос.
– Когда сюда приехала, не могла просеку покосить – за сердце хваталась. Сейчас гимнастику по утрам делаю, в пруду купаюсь, пока льдом не затянется,
В доме кровать с пологом от комаров, книжные полки, забитые пособиями по садоводству, гостевая кровать, подобранная на мусорке, кресло – вся мебель досталась хозяйке бесплатно: помогли кто чем. Подрабатывает пенсионерка домработницей в соседнем поселке. У Любы два сына и внуки, но родные ее не навещают:
– Секта у тебя, говорят.
– Так секта и есть. Вы же верите, что Анастасия реальна.
– А как же? Нереальна, что ли? Может, и Мегре (автор книг про Анастасию. – «РР») нереален? И дети его?
Каменную печку сложил один из гостей.
– Кто гостит у меня, тот дом мне и строит, – объясняет Люба, перебирая корзину белых грибов. – У меня в бане сейчас сыроед живет. Приблудился както, теперь как сын. Баню строит. Гречку на ночь замачивает, по утрам ест. До него один жил – веранду пытался построить, но я так и не дождалась.
Строители все попадаются какието никуда не годные: у недостроенной веранды без крыши кривые стены и щелястые рамы, туалет тоже халтурный: окошко на уровне задницы. В поселке вообще нет профессионалов, люди бросили в городе свою недоделанную жизнь в надежде, что доделают ее здесь. Но от себя не убежишь: ухоженных хозяйств мало.
У семьи Чернышевых дети спят пока в будущей бане, на двухъярусной кровати навалены учебники. Две девочки на домашнем обучении. Их кровать – единственная мебель в этом помещении с низким потолком, в центре которого сложены кирпичи: отец строит каменку. Он очень увлечен этим процессом. У него черная ваххабитская борода. У ног его ластятся коты, на крыльце подвывает пес.
Официально «Родное» не зарегистрировано как населенный пункт, хотя по размерам превосходит Ильино раз в двадцать. Поселенцы боролись за право строить дома на землях сельхозназначения и, по их словам, выиграли около пятидесяти судов. Школа в Ильине должна была закрыться как малокомплектная, но в «Родном» подросли дети, рожденные на собственном гектаре, и теперь они составляют половину учеников. На роды приглашают акушерку – специалистку по домашним родам, но обойтись без осложнений получается не всегда.
– Местное население сначала в шоке было. Мы ведь другие. Мы спасали наш лес – его вырубали, а мы не пускали самосвалы, выкупили поля, через которые можно проехать, а они не понимали зачем, – говорит хозяйка дома Светлана Чернышева. – Так и враждовали, пока газету свою не начали выпускать – со стихами, с творчеством. И в деревне раздаем, и местной администрации. Теперь к нам подругому относятся. Вы приехали бы лучше на праздник, посмотрели бы, как здесь людно и весело, как мы песни поем, землю благодарим.