Дебют четырех коней. 1946-1947
Шрифт:
Общие экономические убытки страны — достаточно условное число, учитывая невозможность объективно подсчитать стоимость потерянных колоний — применю оценивались в 200 миллиардов фунтов и это при курсе британской валюты 4к1 по отношению к доллару США. Государственный долг Великобритании вырос с 9 миллиардов фунтов в 1939 году до 21 в 1947, особенно резко взлетев в небеса в последние пару лет, после того как США резко прикрутили кран ленд-лиза. И это при том, что планируемый на 1947 год бюджет королевства верстался из расчета доходов на уровне около 4 миллиардов фунтов. Условно говоря за неполный десяток лет войны британцы «просадили» то, что их предки
Нет ничего удивительного в том, что простые англичане устали от войны, от постоянных смертей, от национального унижения, от пустых полок в магазинах, от талонов даже на самое необходимое и проголосовали за тех, кто в первую очередь говорил о послевоенном восстановлении, а не о «величии нации».
В результате лейбористы — социал-демократы на английский лад — взяли 431 место в парламенте. То есть больше 50%, что дало им право формировать Кабинет Министров без оглядки на любом друге политические силы.
Ну а другой большой неожиданностью, и это во-вторых, стало то, что коммунистическая партия Великобритании, еще недавно совершенно маргинальная и гордящаяся целым одним представителем в парламенте улучшила свой результат 1935 года аж в 22 раза! Плюс резко улучшила свои предыдущие показатели еще одна левая партия — Независимые Лейбористы. НРП занимала на идеологическом поле позицию между социал-демократами и коммунистами, причем склоняясь в сторону Троцкизма. В предыдущем парламенте они имели всего три мандата, а в 1947 году получили 14. В итоге суммарно все левые вместе с независимыми кандидатами, отстаивающими левую повестку, набрали 472 места из 640 или 73% всех мандатов!
Нет, понятное дело, что до статуса третьей силы или до возможности вообще хоть как-то влиять на политику несистемным левым было еще очень далеко, но даже сам факт столь резкого прогресса изрядно встревожил определенные круги заинтересованных лиц. Начали даже раздаваться призывы совсем запретить коммунистическую партию. Исключительно в целях поддержания национальной безопасности, конечно.
Однако новое правительство, которое возглавил лейборист Клемент Эттли видело в таком полевении взглядов населения возможность для себя относительно безболезненно договориться с Москвой о некой взаимовыгодной форме совместного существования, которая бы не предполагала бесконечное прямое противостояние.
Логика в этом была более чем прагматичная. Открытое противостояние со всей Европой — за исключением Норвегии, Испании и Португалии — означало бы, по сути, континентальную блокаду по типу наполеоновской. Только во второй половине 20 века огромный флот дабы преодолеть 30 километров Ла-Манша уже стал не нужен. Иметь же под боком советские бомбардировщики с атомными бомбами под крыльями — данных о советской ядерной программе в Лондоне не было, но обычный здравый смысл говорил, что русские совершенно точно над бомбой работают — способные за полчаса стереть с лица земли полстраны? Удовольствие сильно ниже среднего.
С другой стороны, и «дружба» с Соединёнными Штатами, которая всего за пятьдесят лет сделала из империи, над которой никогда не заходит Солнце, кровоточащий обрубок не претендующий ни на какие лидирующие позиции в «мировом концерте», уже тоже не казалась особо привлекательной. После того как янки сначала подставили Англию под немецкий химический удар возмездия, потом заморозили военную помощь, а под конец тупо ограбили, забрав себе наиболее лакомые куски в Средиземноморье — кроме Гибралтара американцы так же не торопились уходить с Мальты, с Кипра и из
При этом попытки Великобритании договориться о новых кредитах тут же наталкивались на неприятные условия политического толка. Вашингтон уже тоже не видел в Британии хоть сколько-нибудь равноправного партнера и готов бы разговаривать с островитянами исключительно как младшими. Администрация Дьюи настаивала на удалении из парламента тех же коммунистах, на присоединении к финансовой системе, основанной на долларе, на размещении на островах американских военных баз. Очевидно условия были для Лейбористов не слишком приятные.
Вместо этого едва придя к власти, лейбористы объявили о начале масштабных преобразований во всех сферах. Сокращение армии до минимально возможных минимумов, сокращение прочих непрофильных бюджетных издержек, национализация тяжелой промышленности, объектов критической инфраструктуры, и Банка Англии. Улучшение трудового законодательства, увеличение субсидирования образования, создание национальной системы здравоохранения и так далее.
В отношении же внешней политики показательным стало назначение Эньюрина Бивена, одного из лидеров левого крыла лейбористкой партии, на должность министра иностранных дел. Не менее показательным стало то, что первый свой иностранных визит Бивен совершил не в Вашингтон, а в Москву, где были проведены переговоры о возможном получении кредитов от Советского Союза, а также о возможном создании некой общеевропейской структуры безопасности, в которую войдет и Великобритания.
Такой неожиданный и резкий разворот в сторону коммунистов привел консерваторов во главе с Черчиллем в натуральное бешенство. Не то чтобы старый боров сильно любил янки, после всего, что произошло, однако коммунистов и легших под них бошей он ненавидел гораздо сильнее. 21 ноября 1947 года в ходе своей поездки в США он выступил со ставшей впоследствии знаменитой Филадельфийской речью, в которой обличал коммунистов, коммунизм в целом и ставил знак равенства между нацизмом и коммунизмом.
Филадельфийская речь была, если разобраться, нацелена не столько «вовне», сколько «вовнутрь», на непосредственно английского избирателя и ставила целью дискредитацию правительства Эттли, а не формализацию противостояния между «западом» и «востоком». Это противостояние началось на четыре месяца раньше во время Синайского инцидента и не нуждалось в дополнительном обосновании.
Результат Черчеллевского демарша вышел, однако строго противоположным ожидаемому. Вместо роста собственных рейтингов произошел их дальнейший обвал. Слишком свежи в памяти лондонцев были события «химической» ночи, стоившей Британии сотни тысяч жизней, чтобы простой англичанин всерьез пожелал начала нового военного противостояния.
Ситуация накалилась настолько, что с обращением к народу выступил даже король Георг VI. Никогда не отличавшийся сильным здоровьем в ту памятную ночь монарх также пострадал от немецкой химии, что привело к поражению легких, закупорке артерии на ноге с последующей ее ампутацией. Теперь не старый еще пятидесятилетний мужчина передвигался исключительно на коляске и дышал через кислородную маску. Двор постепенно уже готовился к смене монарха — на трон должна была взойти младшая дочь Георга Маргарет — однако король нашел в себе силы чтобы выступить по радио, изложив свое видение сложившейся ситуации.