Децимация
Шрифт:
– Вы знаете, как скучно стало сейчас жить… вечерами мы уже в гости не ходим, и к нам не ходят. Мы каждому гостю рады.
«Особенно мне», – с иронией подумал Сергей.
– Как вы считаете, скоро все это закончится, и станем жить как прежде? – завела она светский разговор.
– Как только всех буржуев прогоним, установим по всей стране свой порядок, так заживем, – но не по-старому, а по-новому, – заученно, по-солдатски ответил Сергей.
– А долго еще буржуев будете прогонять?
– Думаю, недолго. Врагов осталось немного.
– Хорошо, что мы не буржуи. Нас же не прогонит Советская власть?
– Вас – нет. Спецы нашей рабочей власти
Шнейдер пока молчал. Видимо, в семье было заведено так, что подобные разговоры начинала жена. Но вот он вмешался:
– Дорогая, а кто твой отец? Ты забыла?
– А кто у вас отец? – переспросил почему-то Сергей.
– Предводитель Славяносербского дворянства, Пакарин. Вы удивлены?
Сергей промолчал. Он слышал об этом человеке и даже видел его до войны на народных праздниках. Тот имел имение недалеко от Славяносербска.
– Вы же знаете – мой отец отказался от всей своей земли в пользу местных крестьян. Поэтому он уже не помещик и не буржуй. Будет работать в суде. Его же вы не тронете?
– Нет, если он все честно отдал трудящимся и будет, как все, работать.
– Вот видишь, милый, – обратилась жена к Шнейдеру. – И папе ничего не будет. Не надо уезжать в Германию, да еще со взрослыми детьми. Новая власть справедливо разберется с каждым, и мы будем жить как прежде. Ты прекрасный инженер, тебя тем более никто не тронет.
Шнейдер улыбнулся, слушая наивные рассуждения любимой Натали, но сам думал о чем-то другом. Жена еще немного поговорила с Сергеем, поняла, что ее обязанности за столом уже закончились и, мило улыбнувшись, пояснила, что надо уделить внимание перед сном детям; попрощавшись, ушла. Шнейдер снова неторопливо разлил чай и спросил Сергея:
– Вы уверены, что вам удастся создать новый порядок?
– Кому?
– Большевикам. Затеяли вы очень большое дело. Такого история не знала. Но есть ли уверенность, что доведете дело до конца?
– Есть. Потому что большевики вместе с народом. А эта сила все перевернет и построит новое.
Вошел сын, худощавый в мать – подросток. Поздоровавшись, он сел на диван, вдали от взрослых. Видимо, мать сообщила ему о необычном госте. Шнейдер кивнул на приветствие сына и продолжил разговор:
– Да, на такой шаг может пойти только великий народ. Широко, размашисто действовать может не каждый. Немец прежде подумает, все отмерит, а потом отложит все на потом. Еще никто в мире не брался за такое – полностью уничтожить эксплуатацию. А получится ли у вас?
– Получится, еще как получится! – горячо ответил Сергей. – Народ хочет жить по-новому, отбросить все старое и войти в новый мир чистым душой и телом. Каждый будет работать на всех, а все будут помогать одному. И тогда не будет униженных, бедных, попрошаек – все будут равны. Проклятая старость не будет в тягость. Старые люди будут воспитывать детей и будут в почете. Не как сейчас. Все, кто не работает, будут учиться, отдыхать по-человечески, как сейчас это делают буржуи. Человек будет трудиться не ради корки хлеба, а ради радости других. Все будут свободны, равны, красивы, умны…
Сергей замолчал, удивленно глядя на улыбающегося Шнейдера. Ему стало стыдно за свой порыв. Шнейдер заговорил:
– Да, на такой шаг способен только великий народ. Повторюсь, но на западе сначала каждый бы член общества посчитал, во что это выльется. Поняв, что хоть временно будет плохо, отказался бы от всех своих идей и такой опасной затеи. Только Россия может воплотить сокровенные мечты величайших мыслителей. В том числе и немецких, не только Маркса и Энгельса, которых вы почитаете, но и других, которые вам, Сергей, неизвестны. Поистине великая и непредсказуемая страна! Страна чувств и великих замыслов, ей под силу самые смелые, разрушительные шаги. Недаром ее любили и боялись все иностранцы. Я в этом не исключение… поэтому она мне нравится. Россия живет не по-мелочному, а крупно. Мир содрогается, когда Россия приходит в движение, мир рушится, когда Россия перестраивается. Поистине великая страна в своей детско-азиатской непосредственности. Захотела – разрушила старый мир, а как строить новый – толком не знает. Потом, по ходу разберется! Я все слышу это – жить по-новому. Даже стало надоедать. А как – по-новому?|
Шнейдер говорил, как бы размышляя сам с собой, и Сергей до конца не понимал его рассуждения, но чувствовал, что он не принимает революцию.
– А так. Все будут управлять государством, все трудиться. Если дать человеку власть, он быстро научится управлять государством. – В ответ Шнейдер снисходительно улыбнулся. – Рабочий не глупый, если он делает такие детали и станки. Его пока на допускали к управлению страной. И вот он все построит по-новому… вы не верите?
– Верю. Но я думаю так: если самый честный рабочий станет руководителем государства или членом парламента, то он уже не будет рабочим. Он станет тем же буржуа, какие были и есть в стране, и вместо старых буржуа станет обманывать и эксплуатировать рабочих, бывших своих товарищей. Это диалектика жизни, и примеры других стран это показали. Вот, например, посмотрите на Америку. Там многие миллионеры, в отличие от Европы, вышли их рабочих, – сами трудились в поте лица, были эксплуатируемыми, а стали богатыми – и что они делают? Еще жестче, чем старые буржуа, эксплуатируют своих бывших товарищей! Инстинкт человека командовать другими выше чувства справедливости и равенства. Поэтому и ваши руководители, когда будет нужно, применят силу к рабочим. Пустят кровь всего народа. Природа устроена таким образом, и не вина большевиков, если у них получится не так, как они задумывали.
Сергей обдумывал слова Шнейдера и, хотя чувствовал, что его знания не могут сравниться со знаниями инженера, но упрямо продолжал:
– Все-таки вы неправы. Вы не можете понять, что люди будут совсем другими. Им не нужно будет унижать других, у них и руководителей ничего не будет, а когда человек ничего не имеет, то ему не будет смысла эксплуатировать и обманывать других. Мы не похожи на Европу и Америку, мы воспитаем по-другому себя и весь народ. Нашему примеру последуют их рабочие, и будет в мире мировая революция.
Не понимал Сергей, что он сейчас говорил так же, как и его марксистские учителя в окопах, знающие несколько великих символических фраз, а остальное додумавшие сами. Да и учили они его урывками. Но самое главное – Сергей был уверен в них и готов биться за свою идею.
– Но если ни у кого ничего не будет, как же будет жить человек? И зачем ему стремиться к лучшей жизни, если она даже не предвидится?
Шнейдер пожал плечами. Он понимал, что его собеседник – простой рабочий и солдат, но честный человек, в отличие от некоторых руководителей большевиков, которые избегали теоретических споров, направляя все усилия на укрепление власти. Он никогда с ними не спорил и не говорил. Это был первый случай откровенного разговора с большевиком, молодым человеком, который не знал жизни. Сын Шнейдера, сидевший до сих пор молча и жадно слушавший разговор старших, сказал ломающимся хрипловатым баритоном: