Дед Терентий и другие рассказы
Шрифт:
Дома… Уже давно мой дом в другом месте – в большом и шумном городе. Там, где выросла, никого не осталось из родных. В доме моего детства живут другие люди, но в глубине души по-прежнему таится обманчивое ожидание встречи с ним, растет нетерпение от желания пройтись по улицам родного города, где меня еще помнят, искренне радуются встрече.
Под крылом «кукурузника» тянулся бесконечный лес: то угрюмый островерхий ельник, то светлый безлистый березняк, то вдруг тень самолета бежала по страшным горелым проплешинам, и опять ельник, березняк, пустые заснеженные поля…
Я смотрела вниз и никак не могла оторвать
– Через десять минут Пнево, – сообщил выглянувший из кабинки человек в летной форме. – Приготовиться, кто выходит.
Сидевшая рядом со мной женщина начала застегивать пальто, поправлять шаль.
Пнево… Да ведь это поселок, где живет дед Терентий!
Забавный старик, очень интересный рассказчик. Мы познакомились с ним давно, лет десять назад, когда я после школы устроилась на работу библиотекарем, и меня однажды послали в самый дальний леспромхоз помочь провести инвентаризацию книг в тамошней библиотеке. Библиотекарь Вера, зная о моей страсти слушать и записывать рассказы стариков, повела меня в первый же вечер за околицу поселка по хорошо утоптанной в снегу тропе к одинокому домику на косогоре. О хозяине дома Вера сообщила, что много пережил, поселковые очень уважают его, а остальное, мол, сама узнаешь и увидишь.
Дед Терентий встретил нас радушно, усадил пить чай. Был он в молодости, видимо, высок и плечист, теперь же годы ссутулили плечи, высушили тело, убелили голову сединой. Дед имел большую, такую же белую, как волосы, бороду и роскошные усы, причем кончик левого уса вытянут в стрелку, потому что дед постоянно подкручивал его рукой. Лицо – морщинистое, задубелое на ветру, ведь Терентий много лет работал лесником. Но самое главное – на слегка грубоватом лице сияли – да! именно сияли – совсем молодые голубые глаза, умные и проницательные, с хитроватой искоркой.
Дед Терентий был одинок в смысле семьи, но не одинок душевно.
С тех пор, как перестал работать лесником и совсем перебрался из лесной сторожки в поселковый дом, у него постоянно кто-то бывал. То требовался совет, то кто-то хотел поделиться радостью или горем, а то забегали просто поболтать: женщины – пожаловаться на своих мужей, мужчины – на жен. Всех выслушивалс большим вниманием и помогал, если мог.
Мы Терентием с первой встречи ощутили взаимную симпатию, а со второй стали друзьями. Всяких историй дед знал множество. Жизнь ему выдалась трудная, горестная, но не озлобился человек душой, сохранил в ней доброту к людям. Каждый вечер все десять дней моей командировки я приходила к Терентию, где меня встречали очень радушно и сам хозяин, и все его «семейство» – пес Валет да небольшая собачонка Розка. Терентий затеивал чаепитие, и пока хлопотал возле стола, собаки здоровались со мной каждый на свой лад: Розка тихонько взвизгивала и колотила хвостом по полу, не сходя с места под лавкой у печи (она от старости уже не могла передвигаться), а Валет тыкался, здороваясь, носом в подставленную ладонь и затем усаживался напротив меня, выпрашивая конфету.
Валет же и провожал меня до самого дома Веры, где я квартировала.
– Ну, вот и пришли, – говорила я, берясь за щеколду калитки. – Спасибо, сударь, что проводили, – и церемонно
Валет махал пушистым хвостом, наблюдая, как я открываю калитку, а потом убегал.
И вот через десять минут мы приземлимся в Пнево…
– Скажите, – обратилась я к женщине, – вы знаете деда
Терентия?
– Конечно, а как же. Только нет уж его, – ответила она, копошась с вещами.
– Как это – нет?!
– Очень просто: умер дедушка позапрошлой зимой.
– Как… умер?
Женщина посмотрела на меня, не понимая, зачем я задаю бестолковый вопрос.
– Очень просто. Смерть пришла, вот и умер. А вы кто ему? – в свою очередь поинтересовалась женщина.
– Да я… – хотела объяснить, но вновь спросила. – А вы знаете Веру Самохину, библиотекаря? Здесь она?
– Жила здесь, да года три как уехала в город, а мать ее, тетка Марфуша, все еще туточки. А вы кто им будете? – проявила она похвальную настойчивость наравне с подозрительностью.
И тогда я, удивленная новостями, решила сделать остановку в Пнево, побывать у тети Марфуши, сходить на могилку к деду Терентию. Ах, как жаль, что он умер!..
Пилот объяснение, почему я не полечу дальше, принял равнодушно, сделал отметку в какой-то ведомости. Мы спрыгнули с сыном на поле и пошли вслед за женщиной к маленькому беленькому домику, на котором горделиво синела надпись «Аэропорт Пнево». Самолет же, развернувшись, резво пробежался по расчищенному от снега полю и взмыл вверх, сделав разворот, лег на прежний курс,
Тетя Марфуша долго меня обнимала, охала и причитала, когда поняла, кто заявился нежданно в гости. Она вертела сухонькими руками, крутила, разглядывая со всех сторон сына: подумать только, ведь, кажись, сама недавно совсем девчонкой приезжала, а сынишке уже десять лет!
После сытного ужина мы долго сидели с тетей Марфушей на скамье возле жарко натопленной печи, разговаривали о Вере, обо мне, о жизни в поселке, о том, как умер дед Терентий. Марфуша тараторила, как и все жители поселка, и я, отвыкшая от быстрой речи родных мест, с трудом поспевала за ее словами.
– Ты, девка, правильно сделала, что решила заехать, – похвалила меня хозяйка. – Терентий Петрович очень тебя уважал, все письма твои Вере приносил читать: слаб глазами ближе к смерти-то стал. Хоть выписали ему очки-то, а все равно читал плохо. Знаешь, он тебя, видно, за дочку почитал. Года-то не подходят, ты моложе, а вот приглянулась ты ему.
Стыд опалил мои щеки, сдавил сердце: я и не подозревала, что дедушка Терентий так относился ко мне. Изредка посылала ему открытки к праздникам да написала несколько ничего не значащих писем, а последние годы вообще ничего не писала. А он ждал моих писем. Ждал и надеялся, что напишу. Я же…
Кладбище было в двух километрах от поселка. Кругом – сосняк малорослый и кривой: почему-то медленно росли деревья на вырубленных местах, а кладбище – в березняке. Природа словно знала, что здесь будет последнее пристанище людей, щедро сыпанула горсть березовых семян в гущу сосен, и выросли там стройные, высокие березы. От белых стволов, чистого снега на кладбище было светло и просторно. И очень тихо. Я давно заметила, что редко птицы селятся на кладбище, словно стесняются своим гомоном потревожить умерших.