Деды и прадеды
Шрифт:
– Знамо из чего, – ответствовал Петр напряженным голосом, в любой момент готовый снова прыснуть от смеха, – из камня.
– Из камня… Мало, видно, пороли тебя в молодости.
– Точно-с так-с, барин. Мало.
– А надо было больше пороть!
Аркадий остановился перед запертою дверью сарайчика и преувеличенно громко позвал:
– Евгений! Можно мне войти?
– А, это ты? Входи! – донеслось изнутри. – Только под ноги смотри! не наступи ни на что!
Дверь распахнулась и Аркадий замер на пороге, не решаясь сделать
– Это что же, подкова? – спросил он и осторожно поднял с бумажного листа металлическую, изогнутую дугой полоску, за которой вослед тут же потянулись мелкие несколько гвоздей и пружинка от часового механизма, открывая на бумаге сделанную рукой Базарова запись: «Е равняется М на Ц в квадрате. Много – в кубе. Не забыть проверить!» И вдруг застыл как вкопанный, изумленно уставившись на некое сооружение, занимающее собой едва не четверть всего внутреннего помещения мастерской, которое он по какой-то случайности не разглядел сразу.
– Que est ce que c'est? – от волнения Аркадий перешел на французский.
Сооружение на вид было еще далеко от завершения, однако в нем без труда угадывалась та самая штуковина на пяти ногах, изображение которой Аркадий уже встречал прежде – в тетрадке приятеля.
– Это? – Евгений опустил на пол свой конец широкой коленчатой трубы, которую они удерживали вместе с Петром, и обратил к Аркадию свое лицо, немного усталое, раскрасневшееся, но довольное. Насмешливо осклабился, видя недоуменье друга. – Это не закончено еще. Вот, дней через пять приходи – тогда увидишь.
– Но позволь, как же это… Что это хоть будет? – умоляющим голосом спросил Аркадий.
– Ох, тяжело держать, барин, – выпучивая глаза, простонал Петр.
– Через пять дней, – повторил Базаров, снова вскидывая на плечо конец трубы, и пошутил с натугой: – Много будешь знать, скоро состаришься!
Аркадий вспыхнул и выскочил на улицу, успев еще краем уха услышать озабоченные голоса.
– Ступень отходит, барин!
– Которая?
– Дык… Четвертая, кажись.
– Тьфу, черт! Рано!.. Ты вот что, сопло подержи пока.
– О-ох! Грехи наши тяжкие!..
В саду Аркадий остановился, привалившись спиною к стволу тридцатилетнего дуба, закрыл глаза и подставил ветру свое пылающее лицо.
В этот момент его не столько тяготила обидная скрытность Базарова, сколько то томительное и тоскливое ощущение, которое часто посещает молодых людей, когда им кажется, что пока они проводят свои дни в размеренной праздности, что-то весьма значительное и важное происходит где-то совсем рядом, но без всякого их участия.
– Жизнь проходит! – со сладкой жалостию к себе подумал Аркадий. – И все мимо…
Вопреки предположению Базарова, все строительные работы удалось завершить через три дня, и уже утром четвертого пятеро слуг, из которых некоторые глупо улыбались, а остальные только недоверчиво качали головами, с всеми возможными предосторожностями выволокли причудливое сооружение из сарая и на руках отнесли его к парадному крыльцу, где и установили всеми пятью ногами на усыпанную мелким речным песком четырехугольную площадку.
– Ну вы полегче, полегче! – прикрикивал шедший следом, вмиг преисполнившийся собственной важности Петр. – Чай не дрова несете!
Базаров тоже шел рядом, но ничего не говорил, а только с гордостию и любовью взирал на результат своих трудов, посверкивающий на солнце сполохами отполированного металла.
На шум из дома показалось в полном составе семейство Кирсановых; вышел и старый слуга Прокофьич, нахмурил свои густые брови и медленно перекрестился на загадочную конструкцию.
– Порох уже привезли? как я просил? – обратился Базаров к Николаю Петровичу.
Аркадий тоже с удивлением взглянул в лицо отца: оказывается, между его родителем и Евгением существовал некий сговор, о котором он и не предполагал. «Так и есть! – с досадою подумал Аркадий. – Все давно все знают, один я прозябаю в постыдном неведении!»
– Пороху столько не нашлось, – поспешно и как будто оправдываясь, отвечал отец Аркадия, так что ни от кого не могло укрыться, в каком взволнованном состоянии он пребывает. – Но есть вместо него керосин.
– Ладно, сойдет и керосин. А как с тетраоксидом диазота?
– Все здесь, еще вчера привезли, – доложился Николай Петрович, кивая в сторону сложенных в тени возле крыльца каких-то бочонков и запечатанных сургучом горшков.
– Не маловато ли? – с сомнением произнес Базаров.
– Ровно столько, сколько вы заказывали.
– Ну, дай то бог… – промолвил Евгений. – Может, и хватит. Нам бы только разогнаться… А это, сдается мне, жидкий кислород? – спросил он, склонившись над кожаной бадейкой, которая единственная из всех оставалась открытою. Опустил палец во что-то тягучее и мутное, поднес к носу, состроил брезгливую гримасу и вытер о панталоны. – Поздравляю, вас обманули.
– Как же так? – в голосе Николая Петровича растерянность мешалась с огорчением. – Они же обещали…
– Да вы не расстраивайтесь. В такое время живем – и среди химиков случаются мошенники. Впрочем, коли нет пороху, то и кислород нам, все едино, без надобности. Главное – чтоб с керосином не вышло какой промашки.
– Я проверял, – поспешил заверить Николай Петрович. – Горит хорошо.
Павел Петрович, некоторое время молча наблюдавший за разговором своего брата с Базаровым, наконец, потерял терпение и сухо спросил, обращаясь исключительно к брату, и не удостаивая вниманьем Базарова: