Дефицит белка
Шрифт:
Передо мной стоял все тот же парень; казалось, он не изменил позы. Этого не могло быть — Петра была обязана полностью вычистить помещение от туристов. Но парень стоял и смотрел на меня — все так же цинично, прищуренным глазом, все так же кривил рот, выражая отвращение…
— Матей?!
– Я рывком сел в гробу, откинув в сторону залитую краской ветошь.
— Ну наконец-то, Влад! — раздался знакомый голос.
Матей распростер руки и шагнул ко мне.
— Осторожно, краска!
— Да ладно! — Матей обнял меня и похлопал по спине.
Я
— Главное, не смотри на лицо, — Матей словно читал мои мысли. — Я сейчас улыбаюсь тебе во всю варежку. Но лицо не работает. Ты, главное, поначалу не пугайся, а потом привыкнешь. Все привыкают. Ты-то мне рад?
— Еще как! — ответил я честно. Действительно был дико рад его увидеть.
— Сразу хочу попросить, — перебил Матей. — Петра сказала, что ты беспокоишься из-за ваших отношений и чувствуешь вину.
— Матей, не надо сейчас об этом… — поморщился я.
— Надо, — твердо ответил Матей. — И надо именно сейчас, с самого начала, чтобы это не повлияло на нашу дружбу. Я попал под кобальтовые бомбы и стал инвалидом. Просто, чтоб ты знал и больше не задавал вопросов. У меня даже не может быть детей, проблемы с координацией, и вообще я решил посвятить жизнь науке. Я сам сказал Петре, что у нас все кончено, и попросил ее начать встречаться с тобой, моим лучшим другом.
— Вот как? — Я ошарашенно стянул парик. — Встречаться со мной?
— А ты бы на моем месте поступил иначе?
— Не знаю, Матей… — вздохнул я. — Давай не будем об этом. Расскажи, как ты добрался?
Я щелкнул выключателем, задул свечи, и, как всегда, вампирское очарование подвальной комнатки исчезло вместе с полумраком. Стали видны слоящейся хлопья нитрокраски на стенах, проводка, вентиляционная гофра под потолком и рваные шляпки шурупов, скрепляющих постамент гроба.
Пока я снимал с себя ветошь, оттирал грим и натягивал рубашку, Матей рассказывал, как его чуть не ссадили с поезда на натовской границе, потому что подумали, будто он диверсант и провозит на оккупированную территорию оружие. А он вез самые обычные приборы, каких навалом в любой лаборатории. Хорошо, что один из натовцев слегка понимал в физике.
Мы вышли из замка через черный ход, обогнули розарий и зашли к дядюшке Габи выпить по бокалу вина за встречу. Ведь не виделись больше года. Матей сел так, чтобы оказаться к залу спиной, и я понял, что у него после контузии завелась привычка прятать лицо.
— Матей, а чем ты так разозлил декана, что он тебя отчислил? — спросил я.
Рот Матея скривился еще больше, он качнул головой.
— Это тебе так сказала Петра? Никто никого не отчислял, просто университет временно распустили на каникулы. Знаешь, когда в городе каждую неделю ракетные бомбежки, не до университетов…
— В интернете пишут, ракетных бомбежек давно нет, — удивился я.
— А что они вам еще напишут? Йасса лежит в руинах, ракеты бьют по графику. Я тебе покажу потом фотки с мобильника… — Матей умолк и залпом осушил бокал.
— Так значит, тебя не отчислили, с деканом ты не ссорился, и никакого реферата про графа Дракулу не писал?
Матей пожал плечами.
— А что я по-твоему должен был рассказать Петре, если звонил по мобильнику с границы между правительственной зоной и натовской?
Я вскинул брови.
— Думаешь, они прослушивают мобильники? Откуда у них столько переводчиков?
— Откуда я знаю, может, у них роботы ключевые слова пишут? Решил не рисковать.
— Хитер! А я уже представил себе эту картину, как ты машешь рефератом перед деканом по физике, а декан орет, что ты провинциальный мальчик из туристической деревни, совсем спятивший на своих вампирах…
— Декан по физике не бывает, — деловито поправил Матей. — Декан — это декан. Кстати, доктор наук и вообще очень грамотный мужик. И тоже лютеранин, между прочим.
— Так, значит, ты специально наплел ерунды? — улыбнулся я. — Рад, что у тебя голова варит.
— Сомневался?
— Ну… Просто читал в интернете, что контузия — это что-то с рассудком. И когда Петра съездила к тебе в йасский госпиталь, долго ее расспрашивал, как ты…
— А она?
— Сказала, что никаких новых странностей у тебя не добавилось.
— Это она зря, — серьезно сказал Матей, глядя мне в глаза, и вдруг со всего размаха грохнул бокалом об пол, даже не посмотрев на прыснувшие во все стороны осколки.
Я недоуменно замолчал.
— Ты знаешь что-нибудь про графа Кавендиша? — поинтересовался Матей как ни в чем не бывало, продолжая смотреть мне в глаза.
— Нет.
— Это был самый гениальный физик в истории человечества! Граф!
Дядюшка Габи принес новый бокал и хмуро поставил перед Матеем.
— Аккуратней, будь добр, — пробурчал он.
— Простите, дядюшка Габи, — кивнул Матей и снова повернулся ко мне. — Ты знаешь, что говорили ученые-современники о Кавендише? «Его облик — всего лишь маска, скрывающееся под ней существо не является человеком!» — Знакомо, — усмехнулся я. — Так говорит Петра, когда подводит толпу балбесов к моему гробу.
— Кстати, ты слегка переигрываешь, — заметил Матей. — Ненатурально, особенно когда язык высунул. Это имело бы смысл, если б он у тебя был раздвоенный, а так — обычный, розовый, как у поросенка. С остальным гримом и клыками не сочетается.
— Слушай, давай тебя буду физике учить? — обиделся я.
— Не обижайся, — Матей неловко разлил вино по бокалам, и я заметил, что руки у него слегка дрожат. — Кстати о физике. Ты знаешь, что граф Кавендиш первым вычислил массу Земли? Проверить это смогли только в двадцатом веке. И знаешь, на сколько он ошибся? Всего на полпроцента! Представляешь? Всего полпроцента! А ведь он жил в тысяча семисотых годах…