Дефицит
Шрифт:
— Марину Семеновну прошу, срочно…
— Она уехала по вызову. А кто спрашивает?
За что ему наказание? С таким ненужным, таким запоздалым предупреждением. Перед кем столь очевидна вина его, за что возмездие грядет
— Алла…
— Что случилось?! — сразу вскричала она.
— Ни-че-го… — Трудно ему дышать, не может он говорить, вдоха нет, выдоха, выхода нет, кто заткнул, заложил, замуровал?
— Где ты, Сережа, где ты сейчас?
— Мира и-и… — хрипло дышал, но откуда хрипы? — Алтынсарина. — Надо ей сказать: позвони «ноль-три».
— Я буду через три минуты, Сережа! У подъезда машина, я выхожу. А ты — ни шагу! Сережа, слышишь? Жди меня там! — и отбой, трубка рвано запикала, ухо вспотело, круги в глазах гуще и в голове четко — там-м-м. Только там он ее и дождется, воздаянием она ему запоздалым, только там и уместным, только там и доступным. И другие тебе простят, и сам ты себе простишь — там-м.
Потянулся тяжелой рукой повесить трубку, слепо помахал, ища рычажок, и не попал, выронил трубку, еще мог услышать, как она гулко ударила по стенке, отозвалась в голове его пульсом реже и реже, но ему легче, она приедет вот-вот, через три минуты, он склонится на ее руки и вздохнет с облегчением превеликим; он шагнул назад — хотел шагнуть и выпал из будки, повалился спиной мягко и лег на тротуар навзничь.
Тяжко было прохожим видеть такую картину, словно будка родила человека. Дверь осталась распахнутой и повисшая в крашеном нутре трубка качалась оборванной пуповиной.
Быстро собралась толпа. С визгом тормозов остановилась машина и тут же, словно продолжив ее движение, побежала женщина в распахнутом белом халате, выставив вперед руки словно слепая.
Человека переложили с тротуара на носилки и понесли к машине. Кто-то вошел в будку звонить по своим делам. Публика разошлась, и спустя минуты те, кто проходил здесь, уже ни о чем не спрашивали и жили себе дальше.
Октябрь 1982 — ноябрь 1983