Деформатор
Шрифт:
Он протянул ко мне руки, но не коснулся. Замер с растопыренными пальцами за пределами кокона.
Сначала ничего не происходило, а затем по глазам резануло ледяным холодом. Я утратил физическое тело, переместился в какую-то другую секцию. Здесь было жарко и душно. Много подушек, много ковров, приглушенная музыка. В воздухе растекается запах каких-то благовоний. Очень концентрированный запах. На подушках и коврах - обнаженные тела. Мужские и женские. Переплетены, двигаются, стонут. Кто с кем и как - не всегда понять. Кто-то уже лежит без сил, кто-то, напротив, двигается подобно машине, будто только-только дотянулся до вожделенного тела.
Затем была полутемная секция, состоящая из одних труб и узких мостков между их переплетениями. Где-то шумел под давлением выпускаемый воздух, гудел генератор. По мостку метнулась легкая тень - растрепанная девчонка нырнула за толстую трубу, замерла. Огромные глаза широко распахнуты, руки прижаты к груди. Следом - с гомоном и топотом пронеслись двое. В спецодежде, распыленные. Миновали укрытие - исчезли за близким поворотом. Как только их шаги стихли, девчонка выскользнула из-за трубы... и замерла с приглушенным вскриком. Буквально в трех шагах от нее появился еще один преследователь. Идет медленно и очень тихо. Завидев добычу, ощерился, показав гнилые зубы. Девчонка дернулась бежать, но гнилозубый двигался быстрее - подскочил, грубо ухватил за руку. В отчаянье пойманная жертва полоснула его ногтями по физиономии. На грязной коже проступили кровавые отметины. Выругавшись, охотник ударил девчонку кулаком в живот. Та охнула и повалилась на колени. Ухватив ее волосы, запрокинул голову, впился в губы. Затем, оторвавшись, направился прочь, продолжая удерживать несчастную за волосы, не позволяя подняться на ноги. Ее крик многоголосым эхом разносился среди мертвых труб.
Я видел секцию с людьми без лиц. Не знаю, как сказать точнее. Все вокруг витало в густой дымке, а люди сидели и лежали в разных позах. Объединяло всех одно - ничего не выражающие пустые лица. Их глаза - точно пара стеклянных шаров. Некоторые мычат, пытаются поймать что-то невидимое перед собой. Другие тупо смотрят в одну точку, из раскрытых ртов течет слюна. Вот уж действительно мешки с костями - ни намека на искру сознания.
Видел щуплого человека с покатыми плечами и искривленным позвоночником. Сидя за аккуратным столом, он размеренно точил о ремень скальпель. Круглые очки то и дело сползали с его носа. Приходилось прерывать свое занятие и поправлять их. На столе лежали стопка каких-то бумаг, стояли электронные часы, подставка для ручек и карандашей, а так же фотография немолодой женщины. Поправляя очки, человек каждый раз бросал взгляд на фотографию. Вздыхал. Пару раз его подбородок начинал дрожать. Тогда человек откладывал скальпель в сторону, закрывал глаза и просто сидел, успокаивался. Затем снова принимался за работу. Закончив, вытащил из подставки карандаш, медленно заточил его, проверил пальцем грифель. Остался доволен. Еще посидел, сложив руки перед собой. Вздохнул, взял скальпель. Рука еле заметно дрожала. Поднялся, направился прочь от письменного стола - к столу операционному. Лампы над ним горели ярко, высвечивали бледную женскую фигуру. Ту самую женщину, чья фотография осталась за спиной человека. Ее рок заклеивал скотч, руки и ноги притянуты к столу веревками. Смотрит расширенными от ужаса глазами, что-то мычит. Человек смахнул набежавшую слезу, приступил к расчленению...
Видел сосредоточенных людей с мешками в руках. Торопились, рыскали по каким-то ящикам и стеллажам, собирали продукты, медикаменты, вещи первой необходимости. Судя по обстановке - орудовали на складе. Постоянно оглядывались, прислушивались. В дверях стоит один - следит за коридором.
Видение исчезло, я снова вернулся в центральную секцию.
– Понравилась прогулка?
– спросил лысый.
– Нет. Кто были эти люди?
– Это мы. Те, кто очень хотел спастись после Армагеддона и потому ушли под землю. Отрезать себя от внешнего мира, от внешних опасностей - отличная идея. Но зверь всегда гнездится внутри нас самих. И обличий у него множество: страх, жестокость, похоть... Но любой из них ведет к падению.
– И что с ними стало?
Вопрос сам собой слетел с языка. Ответ на него знал. Вернее, догадывался о нем.
– Я покажу...
И снова в глазах полыхнуло холодом.
Комната с обнаженными телами - стоны, вздохи, влажные касания. Но все это исчезает, когда настежь раскрывается дверь и в проходе появляются люди. Они укутаны в черное, на лицах повязки - только глаза видны. У них в руках веревки и изогнутые ножи. Крики наслаждения сменяются воплями ужаса и боли. Названные гости убивали без жалости и сомнений. Сталь впивалась в плоть, кровь лилась под ноги людей, пропитывала ковры и подушки. Но убивали не всех. Некоторых (и мужчин, и женщин) оглушали, связывали и утаскивали прочь.
Темный подвал, шипение труб и негромкие слова. Трое стоят, курят. На низкой деревянной кровати раскинулось тело девчонки. На ней нет одежды, она избита. Мертвые глаза смотрят в потолок. Трое обсуждают, куда спрятать тело, шутят. Беседу на полуслове обрывает металлический скрежет. Насильники оборачиваются, затем выхватывают из темноты куски труб. Стоят, ждут. Но звуков больше нет. Постепенно расслабляются, решают скинуть девчонку в очистительную систему. Но сделать это не успевают. Откуда-то появляется человек, закутанный в черное. Быстрые рациональные движения, блеск ножа. Двое из троих падают в первые же пару секунд. У одного распорото горло, у другого вспорот живот. Третий падает на колени и просит пощады. Он ее получает - короткий удар рукоятью ножа в висок.
К тому времени, как люди в черном пришли в операционную, человек уже успел расчленить и выпотрошить свою жертву. На незваных гостей он отреагировал спокойно, не сопротивлялся и не просил о пощаде. Он сделал иначе - улыбаясь, точно идиот, воткнул скальпель себе в горло. Его попытались спасти, но тщетно.
Группу из полудюжины человек перехватили возле какого-то коридора. Нагруженные объемными рюкзаками, они явно торопились покинуть убежище - не успели. Их поджидали, а потому заперли в небольшой комнате. Но легкой победы людям в черном не досталось. Шестеро отстреливались и отбивались длинными тесаками. В конце концов, их все же задавили числом. Схватка вышла жестокой. Никто не желал отступать. Особенно глаз зацепил один эпизод: выстрелом из дробовика один из беглецов практически оторвал руку нападающему - крупному детине с парой топоров в руках. Не тому ли, что впоследствии стал погонщиком человеческого скота?
Лысый знал, что показывать. По возвращении обратно я ощущал себя так, будто сам вымазался в чужой крови. Будто сам убивал. С упоением и верой в какие-то высшие идеалы.
– Считаешь, всех их следовало оставить в покое?
– спросил лысый.
– Мы избавились от гнилья, но не выбросили его в окно, а предложили тому, кто сможет повести за собой.
– Кому именно?
– Ты действительно хочешь это знать?
– Уже знаю.
Брови лысого приподнялись.
– Твари из Хаоса, - продолжил я.
– Но не обычному демону, а уже издохшему. Думаешь, сможешь его контролировать?
– Я всего лишь смиренный слуга. Мне ли думать о контроле высших созданий?
– И все же ты хочешь его контролировать. Там, снаружи, еще много тех, кто не примет твои ценности. Они тоже умрут на крестах?
– Если на то будет воля Поводыря.
– Или твоя?
Лысый нахмурился, его кулаки сжались.
– Видят боги, я пытался дать тебе шанс. Но ты такой же мешок с костями, как и все прочие. Предлагаю добровольно отдать мне оружие и доспехи. Тогда больно будет только завтра.
– Тебе нужен меч?
Я вытянул клинок пламенной ярости перед собой. Огонь на нем вспыхнул, будто почувствовал близость потенциальной цели.
– Пожалуй. Возможно, он придется по душе Поводырю.
– Вот пусть он сам и заберет его.
– Ты слишком молод и потому не представляешь, на что способны создания Хаоса. В их руках ты можешь умирать неделю, месяц, год... вечность. Они в силах разорвать тебя на части, а потом собрать снова. Быть может, несколько в ином порядке. По их воле ты станешь трахать себя в зад самым толстым и корявым суком, какой тебе дадут и при этом верещать от удовольствия. Ты созреешь свои мозги, а потом сожрешь то дерьмо, которое из тебя выйдет.