Дегустаторы смерти
Шрифт:
– Пойду разогрею, – кивнул на свою банку Сало. – Игорь, давай и твою.
– Не надо, – отказался я. Тушенку люблю холодной, особенно застывший холодцом бульон. А слой белого жира не ем, выкидываю. Или добавляю в кашу.
– Зря, – не одобрил мой вкус Сало. – В разогретом виде она более съедобна.
Толик отошел к бочке. На кирпичах вокруг нее стоял ряд банок – разогревались.
Я вскрыл тушенку и тут же скривился, разочарованный. Дерьмо. Сумрак поскупился и купил для отмычек отвратные консервы. Сплошные хрящи и жилы, а вместо вкусняшки бульона желтоватый жир.
Я ковырнул эту, с позволения сказать, еду ножом и отставил в сторону Хлебом обойдусь. К тому же у меня при себе мой личный НЗ – шоколадки «Аленка». Я бы и тушенку свою взял, но мне не дали толком собраться.
Кстати, сталкерам, и Салу в том числе, как я заметил, выдали банки с другой этикеткой, не такой, как у нас. Ну да, понятно. Мы, отмычки, расходный материал, зачем на нас лишние деньги переводить?..
– Не будешь доедать? – Ко мне прихромал Юрик Бородач и с вожделением уставился на мою банку.
– Бери, – разрешил я.
Он уселся рядом со мной, машинально потер ладонью больную ногу и начал с чавканьем есть, решив украсить ужин разговором:
– Слышь, Трын-трава, стремное это дело. Да? Вон люди пропадают. Архимедик прав, валить надо. Ты как думаешь?
Невразумительное мычание сошло за ответ. Бородач расценил его как согласие. Он воодушевился и продолжал, понизив голос:
– Мы тут с мужиками покумекали… Уходить надо, точняк тебе говорю. Давай, как все уснут, сдернем отсюда. А? Сапог с нами. И Сухарь. И Рубик с Архимедиком пойдут. Только сталкера среди нас хорошего нету. Вот если б ты пошел…
Пришлось прервать:
– Я спать пойду.
Не объяснять же ему, что, в отличие от них, я не могу слинять, иначе Олегу не жить.
Мелькала, правда, у меня мыслишка: сбежать от Сумрака, вернуться за периметр и дерзким налетом на клуб отбить Олега у отряда «барьеровцев». Но, если честно, в одиночку такое дело я не потяну, а помощников нет. К тому же тогда придется покинуть родные места навсегда и оставшуюся жизнь провести в бегах. Плохой вариант, если вспомнить про беременную жену Олега. И Сашку. Значит, придется сыграть по правилам, навязанным Сумраком и Арчибальдом, до конца и… надеяться на Её Величество Удачу. А потому:
– Нет, мужики, давайте сами. Без меня.
На лице Бородача пролегла унылая складка. Он приступил к уговорам:
– Трын-трава, ты за главного будешь, а мы у тебя отмычками. Пойдем, а? Без тебя не выберемся. Хана нам.
– Всё, Юрик, тема закрыта.
Быстро запихав в рот последний кусок хлеба, я запил водой из собственной фляги, не дожидаясь, пока закипит общественный чайник, и собирался отправиться спать, но Бородач остановил меня:
– Сдашь нас Сумраку?
– Нет. Дыши ровно.
Для сна облюбовал себе самый дальний угол. Тут можно держать под наблюдением вход и оконный проем, а сам я особо не свечусь. К тому же в случае внезапного шухера между мной и опасностью будет до хрена человек.
По графику мое дежурство приходилось в так называемую собачью вахту – самый сладкий для сна предутренний час. Такова очередная «шутка» Сумрака. Поэтому не стоило терять времени, надо было успеть хоть немного поспать. Убаюканный ровным урчанием двигателей бэтээров, отрубился сразу.
Обычно меня не балуют сны, а тут приснилось, будто лежу посреди зимы на каком-то поле. Вокруг сугробы по колено, вьюга завывает, а я в футболке, «флоре» и охотничьих сапогах. В таком виде я обычно в Зону хожу. Снится мне, что холодно так, как в жизни не было. Сердце превратилось в кусок льда. Желудок словно снегом забили, а легкие инеем поросли. Зубы стучат, в голове метель вьюжит. Хочется спрятаться, укрыться, лечь в снег и закопаться поглубже, чтобы согреться. И вот встаю я – мне кажется, что во сне, – и иду куда-то, типа искать место, где в сугроб зарыться.
…Головная боль ударила в виски, выжимая слезы. Я проснулся со стоном. Кое-как проморгался и вдруг осознал, что… стою в кромешной тьме! Не лежу в спальнике среди знакомых людей, как должен бы, а торчу неизвестно где, не понимая, как меня сюда занесло, куда делись все остальные и что вообще происходит!
В панике завертелся по сторонам, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Ясно одно: оказался на улице – над головой луна и небо в разрывах облаков. Плечо то и дело задевает какая-то ветка, под ногами неровная твердая поверхность, земля наверное. Рука сжимает что-то длинное, вроде как черенок от лопаты.
Немного очухавшись, вспомнил про запасной небольшой фонарик в нагрудном кармане. Вскоре желтый луч прорезал темноту. Какой-никакой, а свет. С его помощью смог сориентироваться и осмотреться.
Оказалось, что я нахожусь в одиночестве в каком-то березняке. В руке и впрямь почему-то саперная лопатка. До здания, где ночевал, метров двести. И холодно так, что зубы стучат.
Помотал головой, соображая. Не проснулся, что ли? Все еще сплю? Ущипнул себя за руку. Ай! Больно. Значит, наяву. Выходит, во сне встал, вышел наружу и утопал хрен знает куда! Да еще и лопатку зачем-то прихватил. Что за дела?! Вроде никогда лунатизмом не страдал.
Поеживаясь от холода и тревоги, рысцой побежал обратно. У входа на пустых ящиках сидел часовой по прозвищу Сухарь, отмычка как и я. Он встретил меня сонным взглядом, но ничего не сказал.
Пришлось спросить его:
– Ты видел, как я выходил?
– Да, конечно. А чего тебя так трясет? Тепло вроде.
Бочка и в самом деле неплохо согревала наш закуток, да и на улице стоял отнюдь не мороз. Но меня все еще бил колотун – от нервов, не иначе, хотя потихоньку начало отпускать.
– Продуло, – я кивнул на место, где спал. – Там по ходу сквозняк… Сухарь, ты мне лучше скажи: я с открытыми глазами выходил?