Декабрист
Шрифт:
Увидев их, Петр широко улыбнулся:
— Здорово живете, господа станишники!
— И тебе здорово! Куда ето вы все направляетеся? А ну, заворачивай! Здеся граница, — прикрикнул казачий предводитель. — Не то, мотри! — Он взялся за саблю.
— Господин урядник, — сказал Ломоносов, — у меня есть предложение. Мы желаем промышлять меха в ничейной земле, за пределами Российской империи…
— Ну, че захотел! Не пройдешь!
— Бросьте, господин урядник! Регулярная война — не ваше ремесло. А как раз наше — во дни былые. От казаков же на войне я большого толку не видел, и тут, боюсь, то же самое очень может случиться! — многозначительно кивнул Петр на своих хорошо вооруженных товарищей.
— Ну, так што? — выжидательно, но более миролюбиво нахмурился казак. — Впереди пустыня,
— Это не пугает. Но надо же будет обратно пушнину переправлять! Потому вам я предлагаю, чтоб вы глаза закрыли на это, за четверть нашей добычи. Или деньгами — после продажи. — Петр знал, что приграничный народ живет контрабандой, и потому не стеснялся, ведя свои переговоры.
— Половину! — уронил тяжелой челюстью казачина, угрюмо оглядывая более многочисленный отряд чужаков, взявший пограничный разъезд в полукольцо.
— Не по-божески это, господин урядник! Ножки-то мы тереть будем, и порох наш. А вот треть — самое справедливое решение, — как вы считаете, господин урядник?
— Согласен! — Урядник протянул лапу, размерами не уступавшую ладони Ломоносова. Они закрепили соглашение рукопожатием. Петр вручил казакам в качестве аванса сто рублей ассигнациями, и они проехали дальше.
— Мотри, дальше дорога плохая — по долине ветры гуляют, семь грехов отмолишь, пока пройдешь: вам бы там не остаться! — предупредил урядник. Один из тунгусов был отряжен с ними в качестве проводника на пару стоянок вперед.
Действительно, скалистая долина нижней Шилки на двести верст была безлюдна, и искривленные деревья говорили, какой силы достигают в здешних теснинах зимние ветры. Но им повезло, и вот они благополучно минули стрелку на слиянии Шилки и Аргуни… Несколько дней ехали таежными безлюдьями, старой, еле заметной тропой вдоль крутых берегов новорожденного Амура. Река уже покрылась льдом. Лиственная тайга подступала к самому берегу. Наконец, впереди, у высокого берега перед ними показалась ровная местность, поросшая сибирским кедром и лиственницей. На ней выделялся четырехугольник старинного вала, шагов по сто двадцать каждая сторона. Все спешились, и Ломоносов встал перед товарищами:
— Вот он, Албазин! Символ старинной русской доблести!
…В 1650 году сюда, к городку местного даурского правителя, пришел со своим отрядом из Якутска Ерофей Хабаров. Захватив городок, он преввратил его в опорную базу для подчинения земель по верхнему и среднему Амуру. Позднее на Шилке был основан Нерчинск, где сидели воеводы. После отстранения Хабарова Албазин опустел на время. Но потом здесь обосновались вольные, гулящие казаки [41] . И в самый тревожный момент, когда усилились трения с манчжурским Китаем, именно тут расположился центр отдельного Албазинского воеводства, откуда управлялись русские земли по Амуру. В 1685 году двести гулящих казаков (и столько же безоружных крестьян) под командой атамана Ивана Войлошникова и воеводы Толбузина с тремя пушками две недели держались против пятнадцати тысяч манчжуров, обладавших двумястами орудий! Когда порох закончился, оставшиеся в живых сдались на почетных условиях. Часть казаков, во главе с атаманом, была даже зачислена в личную охрану богдыхана.
41
То есть, самочинные, ушедшие со службы, не находившиеся в списках и не получавшие жалованья.
В 1686–1687 годах вторично держали осаду воевода Толбузин и пруссак полковник Афанасий Бейтон, с семьюстами людей и одиннадцатью пушками. Их окружила восьмитысячная китайская армия, вооруженная несколькими десятками орудий. Но албазинцы держались до последнего; у них были припасы и они выдержали осадную зиму, наполовину опустошившую лагерь осаждающих, — хотя и погиб воевода Толбузин и каждые десять из одиннадцати обороняющихся. Китайцы отступили. Китайское наступление на Забайкалье выдохлось. Амур пришлось отдать, но Нерчинск и земли по Шилке и Аргуни остались за русскими.
Примерно об этом и сказал Ломоносов своим товарищам, закончив так:
— И
Глава 50
На берегах Амура
Наступил конец ноября. Новопоселенцы взялись за топоры и первым делом поставили большие балаганы из коры, чтобы хоть как-то прикрыться от зимней непогоды. Затем поспешно стали рубить зимовье, пока не ударили лютые зимние тридцати-сорокаградусные морозы. Бывшие офицеры работали наравне с бывшими солдатами. За неделю сложили большую избу из сырого леса, истекавшего смолой. Из кирпичей, набранных в руинах Албазина, сложили печку и стали топить круглосуточно, чтобы изба просыхала. Образующиеся трещины тут же затыкали мхом. Охотились и ловили рыбу подо льдом, а еще Петр дал охотникам задание набить пушного зверя, для подкупа пограничной стражи и покупки товаров. Обустройство на новом месте заняло месяц.
Под Рождество, когда среди казаков на караулах стоял один из пяти, а трезвых не было вовсе, Ломоносов ввосьмером со своими людьми поехал через границу в обратную сторону. Старшим на хозяйстве он оставил лейтенанта Окулова. Ужасный ветер в долине нижней Шилки едва не поморозил заговорщиков. Но вот и огни Горбицы! В руках пограничных казаков он оставил мехов на сто рублей (урядник предпочел натуру) и обещал на возвратном пути привезти хлеба и вина.
Через неделю они остановились в станице Сретенской. Основана она была в один год с Нерчинском, под именем Нижнего Острога. Через Сретенскую шли каторжные этапы в Нерчинский завод, и полиция тут караулила беглых. С другой стороны, место было довольно оживленное, и к проезжим людям здесь привыкли, не приглядывались слишком пристально. Занявшись товарами, Петр отправил троих — Лихарева, Лисовского и с ними гренадера Стрелкова — на юг. Они побывали в Газимурском Заводе и еще некоторых местах и вернулись полторы недели спустя. Когда они ввалились с мороза в избу, где квартировал Ломоносов, он напоил их чаем с дороги, накормил, не давая слова сказать. А затем предложил выйти из избы, чтобы покурить трубки. Здесь он и услышал от Лихарева следующий рассказ:
— Двадцать наших товарищей находятся в Благодатском руднике, в горах, в восьми верстах от Нерчинского завода, близ самой китайской границы. В нескольких верстах — рудник Горного Зерентуя. До Китая — верст двенадцать по прямой, въехать туда можно свободно, но места там действительно дикие, гористые — той дорогой не уйти. Тюрьму — это старая казарма, — караулят внутри четверо и снаружи — двенадцать казаков. Половину тюрьмы занимает отделение беглых каторжных, половину — наши, все люди в обоих отделениях закованы. К нашим двоим приехали жены — Екатерина Трубецкая и Мария Волконская.
Кроме того, мы узнали, что в Акатуе, в самом нездоровом месте рудников, петербургскими инженерами строится большая новая тюрьма. Видно, всех наших хотят туда собрать и сгноить.
— Хорошо, вы много узнали, Лихарев. Пожалуй, мне и самому пора съездить и взглянуть своими глазами…
Настала очередь Ломоносова одолеть двести пятьдесят верст по заснеженным дорогам, отделяющим Сретенскую от Нерчинского завода. С ним вместе поехал Лисовский, уже знавший окрестности.
…К Благодатскому руднику лазутчики подобрались со стороны сопок. Одну из них Лихарев присмотрел для наблюдения. Лошадей привязали к кустам по другую сторону склона, наверх полезли пешком. Чтобы не быть замеченными на снегу, с собой у них были накидки из белого полотна, сохраненные с прошлогоднего налета на крепость. Расположившись на склоне, поросшем лишь кустарником, Петр умял неглубокий снег, чтобы удобно было лежать, и принялся разглядыват долину в подзорную трубу. Внизу виднелась деревенька об одной улице, окруженная голой заснеженной пустошью. Поодаль, у подножья горы, дымила трубой старая бревенчатая казарма — ныне каторжная тюрьма. В стороне виднелся загороженный воротами вход в рудничную штольню. От казармы к ней вела протоптанная тропа. Заснеженная дорога уходила в сторону Горного Зерентуя.