Декабрист
Шрифт:
До ночи устраивали караван на стоянку. Утром Асташев поехал с подарком от Попова к иркутскому губернатору. Потом Асташев направился в иркутское Адмиралтейство, чтобы там выяснить насчет ближайших перспектив переправы через «море», как называли великое озеро Байкал. Несмотря на уже являвшиеся морозы, озеро долго еще должно было оставаться незамерзающим. Однако осенние бури уже не раз прерывали сообщение.
Когда он вернулся, выяснилось следуюшее. Казенные суда возили через озеро по преимуществу людей. А перевозка крупных грузов судами через Байкал, в сущности, находилась в руках двух купцов: Ксенофонта Сибирякова, с которым отношения у Поповых были неважнецкие (ввиду того, что заказ на доставку нерчинского
— Мы люди морские, выручим, не сомневайтесь, Иван Дмитриевич! — обнадежил Ломоносов старшего поповского приказчика. Тот, впрочем, на это и рассчитывал.
— Идем в Лиственичный, там будем грузиться на корабль! — Асташев поднял на ноги своих подчиненных и велел немедленно готовиться к выходу.
Тут хватились Башмакова. Спешно отправленные на поиски «обдорцы» обнаружили того в каком-то кабаке, где он успел уже принять полштофа и угощал случайных собутыльников, среди которых могли свободно быть полицейские ярыжки! Под благовидным предлогом его извлекли из теплой компании и доставили в обоз. Ломоносов проклял себя, что дал разжалованному полковнику деньги.
— Прости, Петя, — сморкался Башмаков в полу Ломоносова. — Чуть не подвел тебя старый пъянчуга!
Обоз направился вдоль быстрой Ангары к Байкалу. По сторонам тянулись порыжелые березы и вечнозеленые сосны. На следующий день миновали глубокое ущелье, постепенно расширявшееся: по нему Ангара, имеющая здесь версту в ширину, стремительным потоком вырывалась из Байкала. В середине потока темнела, едва приподнимаясь над водой, небольшая скала.
— Шаман-камень называется, — сказал старый бородач-ямщик. — Буряты говорят — это обиталище ихних чертей-онгонов [34] , которым они приносят умиолостивительные жертвы. Почти в шестидесяти верстах от города, близ скалистого истока Ангары, находился поселок Лиственичный [35] , служащий аванпортом Иркутска на Байкале и его же верфью.
34
Онгоны — духи умерших предков в шаманском мировоззрении монгольских народов, воплощаемые в тотемных изображениях, личинах и т. д.
35
Нынешняя Листвянка.
…Постепенно расширяясь во весь горизонт, великое озеро предстало наконец перед Ломоносовым и его товарищами во всей своей грозной красе.
Вправо уходил низкий мыс, горы на противоположном берегу скрывала дымка, и озеро казалось бескрайним. Кобальтово-синее в спокойную погоду, нынче оно с шумом перекатывало свинцовые волны с белыми головами. На этом берегу становилось ясно, почему древние монгольские народы обожествляли это грозное место.
— А немалое оно, это «славное море»! — заметил задумчиво моряк Черняков.
По берегу уже виднелась тонкая корочка льда, с пристаней свисали сосульки.
Сопки, нависавшие над Лиственничным, покрывала тайга. Сам Лиственичный теснился на узкой береговой полосе, лишь некоторые его дома взобрались на лесистый крутой склон. Большей частью она состояла из одной улицы с двумя рядами домов, причем ближний к озеру ряд стоял на сваях почти у самой воды. С юга поселок ограничивало пройденное обозом ущелье. С севера же от ветра поселок защищали крутые скалы, почти отвесно спускавшиеся в воду. Именно там, прижатые к скалам, виднелись старая верфь и пристань, куда и направился обоз.
Возле пристани стояло несколько больших байкальских судов, которые также называют
36
Двадцать четыре метра.
— Бушприт такой же длинный, как у гукеров, — заметил Чижов. — Но это не утвержденный адмиралтейством проект.
— Я слышал, что их тут стали строить ссыльные архангелогородские мастера, — ответил его товарищ. — И они ходят по здешним волнам лучше, чем адмиралтейские галиоты.
Погрузка между тем пошла полным ходом. Товары с телег переносили прямо на борт слегка раскачивающегося под волнами судна. Ящики и кули тащили на спине в неглубокий трюм и там складывали. В погрузке участвовали все, включая ямщиков.
Неподалеку стоял, уже без снастей, двухмачтовый галиот, очевидно, построенный по упоминавшемуся адмиралтейскому проекту. Его борта хранили отчетливые следы неблагосклонной стихии. На берег с галиота спустился среднего роста молодой капитан-лейтенант и, подойдя к обозу, поздоровался с Асташевым. Это оказался командир байкальской флотилии Николай Вуколович Головнин. Завидев его, Чижов, тут же узнавший капитан-лейтенанта, натянул шапку на нос и шепнул Ломоносову, что этот моряк учился с ним в Морском корпусе и был на два года старше его по выпуску. За сим он тут же ретировался позади телег.
— Иван Дмитриевич, рад тебя видеть, — сказал моряк Асташеву.
— Никак ты переправу затеял, на зиму глядя?
— Дело требует!
— Зря! Гляди, как баргузин играет — пока вам не выйти! — Он указал на озеро, на котором студеный северо-восточный ветер гонял волны. — Ну, правда барометр падает — глядишь, к завтрему верховик, может, уляжется. Однако сам знаешь, осенние погоды неустойчивые — время штормовое. За сутки, пока плывешь, ветер переменится, а горная [37] ударяет без повестки! У Сибирякова, вон, судно утопло — весь свой чай подмочил. Смотри, на западе облака — это значит, непременно култук грянет. Хоть он и в бейдевинд вашему судну, но разыграться может и не на шутку — ты это знаешь! А то еще, не дай бог, отгонит к северу — сколько еще вертаться будете!
37
Резкий и сильный байкальский ветер с гор, самая известная и грозная его разновидность — сарма, в байкальском проливе Малое море.
— Ничего, Николай Вуколович, не впервой!
— Ну смотри! К тому же судно-то ведь не новое, ему уже лет пять, если не больше, а век у дощаников не долог!
— Что же, придется рискнуть! И жизнь одна, и фортуна тоже одна. Ставим баш на баш. Товар надо доставить в срок, а ждать, пока санный путь станет — месяца полтора… Хотел тебя спросить — не поможешь ли людьми? У меня есть поморы, с низовий Оби, и я думаю — они справятся, если только будет над ними опытный моряк.
— Дам тебе своего боцмана, больше не могу: сейчас надо казенные суда ставить на зиму до мая — на работы люди нужны. Если б поранее приехал!