Декабристы в Забайкалье
Шрифт:
Одно только омрачало братьев. Через Зуевскую падь пролегал оживленный почтовый тракт из Верхне-удинска в Кяхту. Возчики, следующие с обозами, всегда останавливались на отдых у одного из четырех горных ручьев, где лошади дочиста выщипывали траву, пока люди обедали. Один из непотушенных костров дал начало большому пожару, потушить который удалось лишь спустя несколько дней усилиями жителей окрестных селений. Кроме того, полученный земельный надел не имел городьбы, поскольку прежние владельцы довольствовались лишь караулом в летние месяцы. Поэтому скот местных жителей быстро вытаптывал травяной покров. Ослабленная корневая система не могла противостоять ветрам, которые безжалостно сдували тонкий слой почвы, обнажая «гранитный череп». Но Николай Александрович оптимистически говорил: «Ничего. Хотя и дорого, поставим городьбу.
Бестужевым удалось осуществить задуманное. Хутор их состоял из семи крупных деревянных помещений размерами 10 X 10, 8 х 8, 12 х 12 метров на фундаментах из дикого камня. Была здесь и своя кузница и прочие хозяйственные постройки. От студеных ветров заимку прикрывали П-образная кошара, конюшня и коровник общей длиной около 200 метров. Столь крупным хозяйством (одних только овец насчитывалось около 1000 голов) заведывали специально нанятые работники из числа местных крестьян: пастухи, землепашцы, караульщики, дровосеки, повара… Впрочем, хутор и его жители относились по только к Бестужевым. С получением земельного надела Николай и Михаил Бестужевы, купцы Д. Д. Старцев и М. М. Лушников, отставной подпоручик А. И. Седов основали в Зуевской пади Мериносовую Компанию. Делопроизводителем Компании стал Николай Александрович, который, увлекшись этой идеей, даже составил любопытную программу — «О необходимости создания улучшенного овцеводства в Селенгинске».
Однако надежды компаньонов не оправдались: необычную для здешнего края тонкорунную шерсть никто не покупал, предпочитали грубую шерсть простых овец. Не оказалось желающих приобретать и приплод стада, «чтоб не портить простых овец». Не брали даже мясо: по вкусовым качествам мериносовые овцы также уступали простым. В условиях начавшейся многолетней засухи 500 десятин покосов (компания получила сенокосные угодья и в других местах) не давали нужного количества сена, и к весне овцы ходили полуголодными, едва волоча ноги. В довершение ко всему вскоре начавшийся падеж унес огромную часть стада. Так что задумка Мериносовой Компании распространить в Забайкалье новую породу овец не увенчалась успехом. Не прижились в Зуевской пади и пчелы, на разведение которых братья Бестужевы возлагали большие надежды.
Коварный забайкальский климат разрушил планы братьев-декабристов и на поднятие земледелия. Когда в 1840–1841 годах обильные дожди чередовались с солнечными и теплыми днями, еще была надежда на хорошие урожаи. Пастух их стада бурят Ирдыней на своем примере доказывал, что «в старые смочные годы» десятина давала из восьми посеянных 450 пудов зерна. Однако после дождей начались засушливые годы. Палящее солнце уже к половине июля выжигало показывавшуюся в начале весны растительность, и поэтому с середины лета хлебные нивы стояли черными. В 1843 году, например, с пяти десятин пашни едва удалось снять 200 суслонов, но и этот хлеб годился лишь на корм скоту.
Что касается огородничества, то зелень удовлетворяла лишь нужды большой семьи (после приезда сестер). Ввиду засухи братья придумали оригинальный способ поливки огорода: они установили огромное колесо с черпаком, которое приводилось в движение течением реки Селенги. Таким образом черпак поднимал воду в желоба на высокий берег, по которым она далее сбегала в поля, огороды и сады. Устроили Бестужевы и парники, где с успехом выращивали не только огурцы, но также дыни и арбузы. Позднее селенгинских поселенцев стал снабжать различными семенами иркутский купец В. Н. Баснин, с которым Николай Александрович завел тесную дружбу.
Однако Н. А. Бестужев легко относился к житейским невзгодам. Зуевская падь нужна была ему как место тихого уединения, как творческая «лаборатория», где легко пишется и думается. Даже после сооружения хутора он мало жил в просторной избе, стоявшей поодаль от основных строений. Каждое лето Николай Александрович сознательно уходил «в отшельничество», живя по месяцу и более на вольном воздухе. На покосе, а чаще в тенистой роще в вершине пади он устраивал простой балаган из жердей, покрывая их скошенной травой. Войлок заменял мягкую постель, а шинель служила одеялом. В балагане
Здесь, в Зуевской долине, Николай Александрович создал целый ряд научных и литературных трудов. Его прекрасный очерк «Бурятское хозяйство», к примеру, начинается словами: «Лето и осень я не занимался ничем техническим потому, что в это время я запасаюсь здоровьем на семимесячное затворничество зимою. Теперь я пишу к вам с покоса, отстоящего от дома на 15 верст…» Здесь же был создан интересный проект — «О необходимости создания улучшенного овцеводства в Селенгинске», осуществленный забайкальскими жителями лишь через сто лет. Многие факты, приведенное Бестужевым в «Очерке забайкальского хозяйства» и в очерке «Гусиное озеро», также получены на основе наблюдений в Зуевской пади. Эти работы являются крупными и серьезными исследованиями, не потерявшими актуальности и по сей день. Бродя по вершинам пади, Николай Александрович обнаружил следы древних ирригационных сооружений, изучил их и написал специальную статью — «О найденных ирригационных сооружениях в Забайкалье». Сопоставив сведения об оросительных канавах с бытующими у местного населения преданиями о легендарных богатырях-пахарях древности, он пришел к выводу, что древние жители Прибайкалья — буряты — знали не только ремесло, обработку металлов, но и поливное земледелие.
В Зуевской пади (как и в других мостах близ Селенгинска) Н. А. Бестужев занимался также изучением древних наскальных изображений и написал по этому поводу две научные статьи — «О наскальных изображениях вблизи Селенгинска» и «Несколько надписей на Селенге». Окрестные жители считали Бестужева сведущим в древностях человеком и поэтому приносили ему всякую интересную вещь, выпаханную из земли, особенно каменные, медно-бронзовые и железные орудия труда.
Изучая окрестности земельного надела, Николай Александрович случайно обнаружил странные группы мелких камней, бисером рассыпанных по степи. Раскопки вскрыли и более крупные обломки, похожие на руду и обладавшие большой магнитностью. Следуя от камня к камню, Бестужев вскоре выявил закономерность их расположения. Это была некая «струя», идущая узкой полосой от Зуевской пади через горный хребет по направлению к Гусиному озеру. Много камней оказалось в Бургалтайской степи как на поверхности, так и в выбросах тарбаганьих нор, они были найдены и в глубине только что вырытой колодезной ямы, где имели вид рваных осколков. Изучение, проведенное под микроскопом, убедило исследователя в том, что странные цветные камни представляют собой аэролиты — обломки некоего космического вещества, взорвавшегося при падении на землю. Написанная по этому поводу статья была опубликована в «Горном журнале» за 1867 год спустя 12 лет после смерти Н. А. Бестужева. Кстати, она явилась первым и, пожалуй, последним оригинальным сообщением на данную тему в отечественной науке.
Селенгинский городничий «закрывал глаза» на поездки братьев Бестужевых за пределы установленных законом 15 верст. В бытность Кузьмы Ивановича Скорнякова Николай Александрович под видом необходимости посещения земельного надела в Зуевской долине совершил путешествие вокруг озера Гусиного, поднимался на хребет Хамар-Дабан, умудрился посетить Кяхту, Верхнеудинск, Подлопатки и Петровский Завод. Однако самовольные отлучки были замечены жандармами, и К. И. Скорняков за снисходительность к «государственным преступникам» был смещен с должности. На его место назначили квартального офицера иркутской полиции Кузнецова, с которого начались мелочные придирки и неусыпный надзор за делами и мыслями декабристов.
Прибыв в Селенгинск, Кузнецов первым делом поднял из архива губернаторскую инструкцию о порядке надзора за К. П. Торсоном и принялся строго следовать, так сказать, «букве закона». Началось все с того, что новый городничий запретил братьям Бестужевым посещать земельный надел в Зуевской пади, поскольку тот находился за пределами пресловутых 15 верст. Даже хладнокровный и всегда невозмутимый Николай Александрович был рассержен до предела и согласился с предложением брата написать письмо графу А. X. Бенкендорфу о том, что запрет Кузнецова не позволяет им даже выехать на пастбище и выгнать оттуда чужой скот, проникший через сломанную городьбу.