Декамерон 2
Шрифт:
Те два брата померли, не терпя чужаков, тем более — чумных, но тем самым передали дезертиру свой «островок безопасности» в моровом океане.
Фульвио и все те, кто укрылся в храме Первых Уверовавших, были съедены — все до единого! — а Альдред выиграл время и выжил. Как с гуся вода. Он был единственным живым победителем, кто покинул храм.
И сейчас он зависим от людей, с которыми спеваться — себе дороже…
Чем оправдать весь этот сюр, что шёл нога в ногу с дезертиром? Лишь эгоизмом — гнусным в своей прозаичности, смешным в своей наивности.
Но
Поразмыслив, дезертир почувствовал себя редкостным ничтожеством. Так что погнал крамольные мысли прочь. Ещё не хватало сойти с ума добровольно. И без него с расщеплением сознания прекрасно справляется чума…
Между тем четверо шестёрок передвигались по окрестностям витиеватой и подчас нелогичной змейкой. Под светом близившегося полудня, иной раз делая крюки, чей смысл открывался только в конце.
Флэй наблюдал. И смотрел за попутчиками настолько внимательно, насколько позволяло его измученное сознание. В голове у него всё-таки вырисовывался принцип, которым руководствовались бандиты.
«Сложно сказать, каким трудом и какими жертвами им стоило изучить и соотнести сияние солнца с улицами, но они это сделали. Город стал своего рода лабиринтом, где ходы перетасовываются раз за разом, открывая ход монстрам.
Но им вполне достаточно и карты для наметки маршрутов. Осведомлённости о том, как и какая улица, переулок, закуток выглядят в действительности. А красной ниточкой служат лучи солнца, тянущиеся от неё, как от клубка. Иначе Тринадцать блуждали бы бесцельно, прям как я.
Лучшее время для выхода наружу из укрытия — это дождь. Но проблема в том, что он может оборваться в любую минуту. Хотя и солнце крутит-вертит лучами в зависимости от своей позиции на небосводе.
Так что в среднем, это чудо, что мы до сих пор живы…»
Очередной переулок нежданно-негаданно оборвался, и шестерки вышли на улицу, залитую золотом пока ещё ясного дня. Та претворяла небольшую прогулочную набережную реки Ло. Неподалёку от места её впадения в городскую бухту.
Дивясь находчивости бандитов, Альдред покрутил головой. Озирался по сторонам — и дивился вдвойне. Тринадцать нащупали пусть и не самый быстрый, но всецело безопасный путь к донжону. Они то проходили по району красных фонарей, то вихляли в соседних кварталах, но всё-таки вышли к саргузскому гарнизону.
Чуть поодаль, в сторону востока на островке высилось ещё одно причудливое здание — тюрьма, зовущаяся «Железный Саван» и занимающая чуть ли не целиком весь остров Наяд. Кошмарное место, где во времена тиранов располагалась чудная роща тутовника и проходили оргии в языческие праздники. История не терпит тоски.
Уже отсюда ренегат мог видеть торговые ряды злосчастного Рыбного Рынка, где нынче не осталось ни одной живой души. Только пуды никому не нужной, сгнившей до черных соплей рыбы, что не реализовали к часу, когда туда пришли упыри.
Жуткая вонь от лотков пробивалась через общий миазматический слой,
Всё внимание его было приковано к одинокому, высокому донжону, что стоял у моста на северную половину Города.
Где-то там высились Циановы Дворцы, и в заброшенных коридорах госпиталя бродит некий врач, победивший смерть. А ещё дальше — зеленая зона, где людям пока не приходится зависеть от солнца и дождя так сильно. Акрополь. Инквизиция.
Впрочем, список отнюдь не полный… Лично для Флэя.
Донжон городской стражи в Восточных Саргузах стоял на том месте не просто так. Шутка ли, основное количество преступлений совершалось где-то поблизости. Законники пускали свои патрули по всем районам, но сами засели прямо между рассадниками, что называется, ежедневного зла.
Кто бы что ни думал, на Рыбном Рынке часто продавали из-под полы не только дары моря. Блюстители правопорядка нередко накрывали переселенцев с Востока, что продавали дурман, его производные, запрещённые эликсиры для расширения сознания, стимуляторы, галлюциногенные грибы.
Одно дело, когда ими пичкают инквизиторов, соблюдая нормированные дозировки, а совсем другое — вываливают на чёрный рынок. Сбывают скучающим любовницам аристократов, их женам и детям, которые, подсев, готовы снять последние брошки ради новой порции сомнительного удовольствия.
Некоторые идейные переселенцы подсовывали книжки о религиозных учениях из-за Экватора честным гармонистам. Это другая статья свода законов, но последствия не менее строгие. В котле культур, что являли собой Саргузы, не было места сектам и всякого рода синкретизму.
Также здесь широко распространилось воровство — самая обыкновенная карманная кража. В зависимости от количества украденных средств предусматривалась та или иная мера наказания. От пальца — до руки, либо же вовсе головы. Но раз уж туда часто захаживали толстосумы, любители побаловать себя икрой, тунцом или омарами, то воры, покусившиеся на их кошельки, целыми табунами отправлялись на плаху. Без исключения.
Район красных фонарей являл собой центр притяжения всякого сброда, в том числе организованных преступных группировок. Стражники отлавливали убийц, состоявшихся и неудачных, фиксировали разборки между бандами, забирали выживших на месте, особо руки не марая.
Так создавалась имитация бурной деятельности, а это — самое важное, когда речь заходит о финансировании из герцогской казны.
По крайней мере, это то, о чем удалось подслушать Альдреду в Янтарной Башне, когда он ещё служил в отделе кураторов.
Само здание, отчетливо выделяясь на фоне ландшафта, ходившего ходуном из-за излишней холмистости, имело причудливую, многоугольную, округлую форму.
Увы, при свете дня было сложно сказать, есть ли там хоть кто-то живой ещё. В конце концов, донжон не был окружён какими бы то ни было стенами. Те, кто вступал в смену в гарнизон, спали, ели, буквально жили там до сдачи поста следующим.