Декоративка. Книга 1
Шрифт:
Почему они не воспользуются фонариками? Как умудряются ориентироваться? Хотят остаться незамеченными?
Можно допустить, что мы с Леной каким-то непостижимым образом удалились от палаточного лагеря далеко в тайгу и встретили охотников или браконьеров (?), у которых имеется прирученный волк. Но зачем они напали на нас, зачем обыскивали, куда ведут? Почему не выключили и не забрали телефоны, ценности, если это нападение? Почему не понимают нас? Местные, конечно, могут говорить на каком-нибудь своем редком наречии, но они точно должны знать и понимать русский язык. И главный вопрос: почему у меня такое чувство, что
Ведь Лена права, мы от тропы практически не отходили. Да, сошли в кусты, сделали свои дела, вернулись снова на тропу, только вот к палаточному лагерю уже не вышли, а оказались непонятно где. Как так случилось? Что за гул слышала Лена? Может, ей почудилось?
Чем больше я задумывалась над всем этим, тем крепче сковывал страх.
«Вопросы оставим на потом, — решила я. — Главное — остаться живыми и невредимыми».
Глава 2
Мы долго шли в ночи через лес; путь мне казался бесконечным. Поначалу я еще как-то поспевала за похитителями, но вскоре мои ноги заболели и налились тяжестью, и я стала спотыкаться и поскальзываться. Рухнуть без сил мне не давал тип, шедший рядом: в опасные моменты он дергал меня за руку вверх и легонько подталкивал вперед. Я зло шмыгала носом, агрессивно на него смотрела, ругалась мысленно на чем свет стоит, но заставляла себя идти без жалоб и стенаний. Ленку, кстати, вскоре понес другой мужик: он велел ей влезть ему на спину, а сам ухватил ее за бедра. Так обоим было удобно.
По сторонам я практически не смотрела, потому как в темноте все равно ничего не различала, кроме силуэтов, теней, контуров, да и глаза слипались от усталости. Когда мы оказались перед домом, это стало для меня неожиданностью. Я остановилась, пошатнулась, вяло оглядела смутные очертания жилища; мне хотелось упасть прямо здесь, прямо сейчас, но я устояла. Волк первым оказался у двери, и, поднявшись на задних лапах, заскреб по ней передними.
Дверь открылась; на нас пролился луч света. На пороге появился крупный мужчина.
— Ви здраво, Треден, — сказал сипло Зен; не одна я замерзла.
Хозяин потрепал волка между ушами и кивком пригласил нас войти.
У меня возникли сомнения, поместимся ли мы все в этом домишке, но они пропали, как только меня завели внутрь.
Это оказался довольно просторный и хорошо натопленный дом. Я быстро изучила обстановку. Земляной пол, на стенах развешаны темные и пятнистые шкуры, над очагом висит на цепи котелок, на грубо сколоченном столе горит одинокая свеча, добавляя света, у стола и вдоль стен лавки, накрытые плотными покрывалами, под лавками ящики, дальний угол скрывает занавесь.
«Ни намека на современность», — подумала я, обмякая.
Теплый воздух окутал меня, а запах грибного варева, доносящийся из котелка, напомнил, что я давно не ела. Волк вместе со всеми вошел в дом и свернулся у очага на драной подстилке.
При свете зверь казался еще крупнее. Я зачарованно уставилась на его длинные лапы, на неоднородного окраса шерсть, кажущуюся жесткой, на вытянутую морду… И вот это чудовище напало на меня! Да он мог меня раздавить! Я хоть и не хрупкая барышня, во мне семьдесят кило веса и метр семьдесят пять роста, но эта зверюга кажется куда тяжелее.
Меня
Пока мы скромно стояли в уголке у очага рядом с волком, мужчины снимали плащи, развешивали на крюках, переговаривались весело, но и устало. Некоторые носом шмыгали, как и мы, покашливали. Знакомые слова то и дело мелькали в разговоре, но я уже не прислушивалась, а только смотрела.
В темноте наши похитители казались похожими — большими, темными, угрожающими, но при свете очага многие растеряли зловещесть облика. Обычные мужики, щетинистые, растрепанные, усталые. Только вот одежда их не кажется обычной: штаны, заправленные в сапоги, мало похожи на джинсы или спортивки; мятые рубахи и кожаные длинные безрукавки со шнуровкой тоже выглядят экзотично. Да и прически этих неприятных товарищей, мягко говоря, не современны: неровно обрезанные волосы лезут в лицо, свисают сальными сосульками или, в лучшем случае, перехвачены кожаным ремешком.
Только двое выглядели более-менее опрятно — Зен да хозяин дома. Оба плечисты, но Зен молод, высок и поджар, а хозяин дома приземист и коренаст, и выглядит на лет пятьдесят.
В разговоре снова прозвучало слово «мэзы», и хозяин дома подошел к занавеске. Заглянув за нее, он произнес несколько слов, и только тогда я поняла, что в доме, помимо нас с Леной, есть еще одна женщина. Я скорее угадала, чем услышала ее голос. Зен кивнул мужику, присматривающему за нами, и он провел нас за занавеску, в угол, где умещались кровать и ящик.
На кровати сидела женщина; при нашем появлении она опустила голову. На плечах темная шаль, голова покрыта платком, темно-коричневое платье со шнуровкой выглядит потрепанным. На худом морщинистом лице желтеют синяки.
«Ее били», — в ужасе подумала я.
Пораженная этой встречей сильнее, чем встречей с волком, я посмотрела на Лену. В ее глазах плескался страх.
Зен одернул занавеску, чтобы нас не могли видеть другие, и легонько толкнул Ленку на кровать; женщина в платке тут же освободила место и встала. Желтоглазый связал ноги Ленке, не обращая внимания на ее «ш-ш-ш» и «ой», затем то же самое проделал со мной. Поднявшись, он окинул нас предостерегающим взглядом, а затем выразительно поглядел на хозяина дома. Немой диалог был короток; нас оставили в закутке на попечение женщины в синяках.
Та, поправив платок, неслышно вышла из-за занавески и быстро вернулась с миской и ложкой. Наклонившись к Ленке, она улыбнулась и ласково что-то проговорила; ее обращение началось со слова «мэза».
— Они не хотят развязывать нам руки, поэтому она сама будет нас кормить, — шепнула я.
— Думаешь, это можно есть? — так же, шепотом, спросила Лена.
— Не можно, а нужно. После того как мы отмерзли в лесу, самое время поесть чего-нибудь горяченького.
Женщина непонимающе нахмурилась, переводя взгляд с моего лица на Ленкино. Затем зачерпнула содержимое миски ложкой и поднесла ко рту девушки. Лена вздохнула, посмотрела на ложку с таким видом, словно в ней болотная жижа, и, решившись, открыла рот.