Дела и речи

Гюго Виктор

ОТСТАВКА ДЕПУТАТОВ ЭЛЬЗАСА И ЛОТАРИНГИИ

РЕЧЬ НА СОБРАНИИ ЛЕВОРАДИКАЛЬНОЙ ГРУППЫ НАЦИОНАЛЬНОГО СОБРАНИЯ

3 марта 1871 годя

Граждане, депутаты Эльзаса и Лотарингии, в порыве благородного горя, подали в отставку. Мы не должны ее принимать. Мы не только не должны ее принимать, но нам следовало бы продлить их полномочия. Даже когда мы уйдем, они должны остаться. Почему? Потому что их нельзя заменить.

Сейчас, в силу проявленного ими героизма, в силу переживаемого ими несчастия, в силу — увы! — нашего плачевного отступничества, оставляющего их в руках врага в качестве выкупа, сейчас, повторяю, Эльзас и Лотарингия в большей степени представляют

собой Францию, нежели сама Франция.

Граждане, я подавлен скорбью; меня заставляет говорить только высший долг; дорогие и благородные коллеги, слушающие меня, если я буду говорить несколько сбивчиво, простите и поймите мои чувства. Я никогда не мог бы поверить в возможность заключения подобного договора. Моя семья родом из Лотарингии, я сын человека, защищавшего Тионвиль. То было почти шестьдесят лет назад. Он предпочел бы расстаться с жизнью, чем отдать ключи от города. Этот город, который под его защитой устоял против всех вражеских усилий и остался французским, ныне стал прусским. О, я в отчаянии! Позавчера в Собрании я боролся за каждую пядь земли; я защищал Лотарингию и Эльзас; я пытался словом добиться того, чего мой отец добивался шпагой. Он победил, я — побежден. Увы! Мы все побеждены. Рану, нанесенную родине, каждый из нас ощущает в глубине своего сердца. Мужественный мэр Страсбурга только что умер от нее. А мы попытаемся жить. Попытаемся жить, чтобы увидеть будущее, больше того — чтобы его создать. А пока — подготовим его.

Подготовим его. Каким образом?

Сопротивлением, которое начнется сегодня же.

Будем выполнять этот ужасный договор только буквально.

Не допустим ничего, кроме того, что им обусловлено.

Так вот: в нем не обусловлено, что Собрание должно вычеркнуть из своего состава депутатов Эльзаса и Лотарингии; сохраним же их.

Допустить их уход — это значит подписать договор дважды. Это значит добавить к вынужденной уступке уступку добровольную.

Сохраним их.

Договор никак этому не препятствует. Если бы мы пошли дальше того, что от нас требует победитель, это было бы непоправимым самоунижением. Это означало бы, что мы сами, без понуждения к тому, преклоняем и второе колено.

Наоборот, подымем Францию.

Отказ принять отставку эльзасских и лотарингских депутатов подымет ее.

Утверждение мирного договора было унизительным делом; этот отказ будет делом великим. Одним мы загладим другое.

Моя мысль, которую я хочу развить, такова: пока Лотарингия и Эльзас разлучены с Францией, надо сохранять их депутатов не только в этом Собрании, но и во всех последующих его созывах.

Мы, депутаты остальной части Франции, мы все временные; они одни не временные.

Франция может обойтись без нас, но не без них. Нам она может дать преемников, им — нет.

В Эльзасе и Лотарингии у нее отнят голос.

Ненадолго, я в этом уверен; но пока сохраним эльзасских и лотарингских депутатов.

Лотарингия и Эльзас — военнопленные. Оставим у себя их представителей. Оставим их на неопределенное время, до дня освобождения обеих провинций, до дня воскрешения Франции. Создадим привилегию героическому несчастью. Пусть этих депутатов сделают, в виде исключения, постоянными, поскольку их доблестные земли стали, в виде исключения, порабощенными.

Первоначально я намеревался собрать все, что я вам сейчас сказал, в проекте следующего декрета:

ДЕКРЕТ

ЕДИНСТВЕННАЯ СТАТЬЯ

Нынешние депутаты Эльзаса и Лотарингии сохраняют свои места в Собрании и будут заседать в Национальном собрании Франции последующих созывов до того дня, когда они смогут вернуть избирателям свои мандаты при тех же условиях, при которых они их получили.

Этот декрет выразил бы подлинную сущность создавшегося положения. Он представляет собой отрицание мирного договора, отрицание, таящееся во всех сердцах, даже в сердцах тех, кто голосовал

за него. Декрет заставил бы выйти наружу это отрицание и воспользовался бы пробелом в договоре, чтобы лишить договор силы, так что при этом нельзя было бы обвинить нас в его нарушении. Мне кажется, что декрет удовлетворит совесть каждого. Мирный договор для нас не существует. Он навязан нам силой; вот и все. Мы отвергаем его. Прямой долг сторонников республики — принимать факт, только сопоставив его с правом. Когда факт имеет своей основой принцип, мы признаем его. Иначе мы отказываемся его признавать. Прусский же договор попирает все принципы. Вот почему мы голосовали против и будем действовать против. Пруссия отдает нам должное, она не сомневается в этом.

Но примет ли Собрание тот проект декрета, который я вам прочел и который собирался отстаивать с трибуны? Очевидно, нет. Оно убоится его. К тому же на совести этого Собрания, рожденного взаимным непониманием между Францией и Парижем, вся фальшь существующего положения. Достаточно бросить взгляд на это Собрание, чтобы понять: оно ни за что не примет полной правды. У Франции есть будущее — республика, а у большинства в Собрании одна цель — монархия. Отсюда усилия, направленные в противоположные стороны, и я боюсь, что они приведут к катастрофам. Но не будем заглядывать вперед. Я ограничусь тем, что скажу: большинство всегда будет вести себя уклончиво, ему не хватает той убежденности, которая во всех случаях, будь что будет, предпочитает принципы уловкам. Никогда справедливость не войдет в это Собрание иначе, чем окольным путем, если она вообще войдет в него.

Собрание такого состава не станет голосовать за проект декрета, который я вам сейчас прочел. Следовательно, было бы ошибкой представлять его. Я воздерживаюсь от этого. Разумеется, было бы хорошо, если бы проект приняли, но было бы досадно, если бы его отклонили. Отклонение лишь подкрепит мирный договор и увеличит позор.

Но значит ли это, что при рассмотрении прошения об отставке депутатов Эльзаса и Лотарингии следует молчать и полностью устраниться?

Нет.

Что же делать?

По-моему, вот что:

Предложить депутатам Эльзаса и Лотарингии сохранить свои места. Предложить им это торжественно, в мотивированной декларации, которую подпишем мы все, мы, голосовавшие против мирного договора и не признающие права сильного. Один из нас — если хотите, я — прочтет декларацию с трибуны. После этого наша совесть будет спокойна, а будущее обеспечено.

Граждане, сохраним их, наших сотоварищей. Сохраним их, наших соотечественников.

Пусть они остаются с нами.

Пусть они находятся среди нас, эти мужественные люди, олицетворяя протест и предупреждение; протест против Пруссии, предупреждение Европе. Пусть они будут всегда высоко поднятым знаменем Эльзаса и Лотарингии. Пусть их присутствие ободряет и утешает, пусть их речи подают совет, пусть даже их молчание говорит. Видеть их здесь — это значит видеть будущее. Пусть они препятствуют забвению. Среди общих идей, которые охватывают интересы всей цивилизации и которые необходимы французскому Собранию, всегда в какой-то степени охраняющему права других народов, пусть они воплощают частную, высокую и грозную идею воссоединения, идею долга по отношению к матери. В то время как мы будем представлять человечество, пусть они представляют родину. Пусть они будут в нашей стране у себя дома. Пусть они будут углями священного костра, которому никогда не дадут угаснуть. Пусть благодаря им обе провинции, задыхающиеся под властью Пруссии, продолжают дышать воздухом Франции; пусть они прокладывают путь для всего французского к сердцу Эльзаса и Лотарингии и для всего эльзасско-лотарингского — к сердцу Франции; пусть благодаря их постоянному присутствию Франция, у которой отсекли ее часть фактически, остается неделимой по праву и будет представлена в Собрании во всей своей целостности; пусть тот, кто взглянул в сторону Германии и увидел Эльзас и Лотарингию мертвыми, посмотрев сюда, увидит их живыми!