Дела семейные
Шрифт:
Снаружи донесся звон колокола. Не отчаянный и грозный крик набата, а спокойная, даже задумчивая молвь, собирающая людей клана в цитадель. Каждый сам решит, участвовать ли ему в войне с кровниками Къолей, но о начале блокхейна глава клана сообщить обязан. Три дня отводится не только Драконам, дабы они, если пожелают, явили последнюю решающую волю, но и людям, чтобы успели предупредить своих.
На похороны всегда собирается уйма постороннего народу. Какие-то дальние полузабытые родственники, соседи, сочувствующие и любопытствующие, любители поживиться на дармовщинку у поминальных столов.
К делу
Но Торстейна Родъера погребут уже завтра. Блокхейн, с похоронами тянуть некогда, скоро последуют многие новые. Будущие мертвецы прощаются с мертвецом сегодняшним.
Поежившись, я огляделся.
На прощании с Торстейном Родъером народу было мало. Да и люди все… Не то чтобы странные, нет, обыкновенные, но здорово в его окружении неуместные.
Трудно было поверить, что у человека молодого и, по всему судя, любившего удовольствия жизни, щеголя и пройдохи, в друзьях числились исключительно персоны солидные, благообразные, средних лет и старше, одетые добротно, но скромно, как и пристало явившимся на прощание. Но мелочи, выдающие достаток – золотой массивный перстень, изящную цепочку хронометра, еще один перстень, с камешком вроде бы небольшим, но цены изумляющей, – они даже не думают скрывать. Сытые спокойные лица. Взгляды умные, цепкие, отнюдь не скорбные. Такие люди тоже любят поразвлечься, но делают это не в компании Торстейна Родъера.
Несколько громил откровенно разбойного вида тоже вряд ли годились ему в закадычные друзья.
Парочка девиц в темном и с тщательно отмытыми лицами, но профессионально постреливающие глазками по сторонам.
Какие-то мышастые личности, старухи, наверняка таскающиеся на все похороны в округе.
Понятно, что прощание назначили слишком скоро, многие не успели не только приехать, но и узнать о смерти Торстейна Родъера, но чтобы вот так…
Мне вдруг вспомнился Рэв Драчун, вор, убитый в Гехте горгульей. Как хоронили его, и могильщик посетовал: что, мол, за жизнь прожил человек, если проводить его пришли только главный прознатчик да городской хронист.
– Хеск?
Вздрогнув, я обернулся. На меня пристально смотрела девушка в красном траурном платье.
Наверняка сестра Торстейна Родъера. Внешне на него похожа. Красивая, несмотря даже на распухший нос и покрасневшие глаза.
– Я Каролина Родъер, – произнесла девушка. – Спасибо, что пришли почтить память моего брата. Вы, наверное… – взгляд пытливый, изучающий, но не подозрительный, хозяйка просто пытается понять, кто пришел в ее дом. – Вы знали Торстейна по столичной жизни?
Я хрюкнул в ответ нечто неразборчивое. Никак мы с Хельгой не ожидали, что мне придется общаться со скорбящими родственниками погибшего. Думали, постою в уголке, потом подойду к гробу, тогда уже никто ни на кого не смотрит. Но сейчас все летит к фунсам в яму. Сколько секунд понадобится Каролине Родъер, чтобы понять, что она недослышала имя «столичного друга брата» и переспросить?
Но сестре убитого Торстейна было явно не до того. Заплаканные глаза, опухшие, превратившиеся в щелочки, смотрели на меня, но вряд ли видели.
– Маменька нездорова… Извините…
Все ясно. Маменька в полубеспамятстве рыдает в своих комнатах, сестры хлопочут на кухне и таскают блюда на поминальный стол, папаша принимает соболезнования и мрачно планирует грядущий блокхейн, а старшую дочь, вечную помощницу и опору, вытолкали в зал, чтобы оказывала гостям знаки вежливости. А ей бы сейчас запереться в своей комнате и, наконец, выплакаться всерьез, не урывками, поскуливая и раскачиваясь, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. А потом забыться крепким сном без сновидений, после которого она проснется опустошенной и несчастной, но преодолевшей рубеж, за которым начнет удаляться от своей боли.
Но маменька нездорова, а папаша занят грядущей кровной местью.
Наверняка у старшей дочери и детства нормального не было, с младенчества возилась с младшими…
Каролина Родъер прижала руки к груди. Это был не просто жест печали и отчаяния. Девушка неловко пыталась прикрыть лиф траурного платья, который прежде явно был другого цвета.
– Хесса Каролина…
Что дальше? «Мне очень жаль»? «Сочувствую вашему горю»? «Крепитесь!»?
Но ей не нужны были мои слова.
– Спасибо. Я рада, что проститься с Торстейном пришли не только его взаимодавцы.
Каролина Родъер вежливо кивнула и пошла прочь. Нужно было уделить внимание и другим гостям. По пути быстрым вороватым движением отпихнула в темный угол низкую скамейку, из прорванной обивки которой клочьями торчала старая свалявшаяся шерсть.
Я снова огляделся. За семнадцать лет жизни я видел изнутри не так много домов и замков, но кое-что понять смог.
Клан Къолей всегда считался богатым, но за роскошью родичи не гнались. Наш замок прежде всего оборонительная крепость, и обитатели ее предпочитали укреплять стены или пополнять и улучшать оружейный запас, чем тащить в дом очередную раззолоченную безделушку. Это не значит, что Къольхейм серое логово суровых воинов, просто вещам внешне роскошным мои родичи предпочитают добротные и по-настоящему красивые. Что внутри, что снаружи родовой замок выглядит вполне пристойно, и там есть на что посмотреть с удовольствием.
Замок Менлус, вотчина моего друга Харальда Вермъера, обезлюдел после чумного поветрия, пришел в запустение из-за нехватки рабочих рук и должного ухода, дыр и заплаток там пока что хватает, но сейчас он поднимается и выправляется, возвращаясь в прежнее приличное состояние.
Замок же Баг…
Это даже не бедность, это самая настоящая нищета. Нищета застарелая, привычная, ставшая самой жизнью в доме, но которую стыдно показать людям.
Хельга говорила, что за кружева, которые плетут местные мастерицы, можно выручить неплохие деньги. Свадьба королевской четы состоялась год назад, подвенечное платье не бывает коротким, а правящий дом отнюдь не скуп.
Да фунс побери, сейчас все придворные модницы должны разорять мужей и любовников, желая украситься кружевами, как королева, а мужчины и сами не прочь развязать кошели, дабы обзавестись красивым шейным платком, воротником или манжетами.
Почему же замок Баг выглядит так, будто долгое время находился во власти мародеров? Что за жизнь была в этом доме, если брат наряжался, как франт, а сестра, чтобы надеть по нему траур, вынуждена перекрашивать уж не единственное ли свое платье?
С первого жалованья хрониста я купил Хельге бусики. Очень простые и дешевые, обыкновенные шлифованные камешки, нанизанные на суровую нитку. На большее тогда еще не заработал. Сестра до сих пор носит их под платьем. Раньше я думал, что она стесняется дешевой поделки, но не хочет меня обижать, а потом случайно услышал, что бережет, боится, что порвутся и потеряются.